Эрвин Штритматтер - Избранное

Старухе не хотелось есть, и она легла. Ее лихорадило, во рту щелкал протез. Старик набросил на нее еще два одеяла поверх пухового, но она никак не могла согреться, старик лег к ней и мгновенно уснул.

Ночью он проснулся от сильного кашля жены. Он включил свет и посмотрел на сморщенное личико старухи, пощупал ей лоб, обнаружил у нее жар.

Он поднялся и пошел в кухню заварить свежего мятного чая и при этом услышал, что снова задул восточный ветер.

Старуха не захотела мятного чая. Она все кашляла и кашляла и просила его пойти к соседям, которые жили выше по склону и у которых был телефон. Она просила вызвать «скорую помощь». Старик, словно бойцовский петух, снова готов был ринуться в бой. «Скорая помощь» ночью, зимой, в самый снегопад, — да такого сроду не бывало. Старуха, в горячке забывшая свой страх перед ним, возражала: «Теперь к больным ездят в любое время дня и ночи».

Ответом ей был похожий на козлиное блеяние смех старика. Но старуха начала биться, с жалобными стонами просила прогнать с перины зайцев.

Старик надел теплую одежду. Он хотел немного потрафить старухе, ведь та заболела; что ж, пусть сама убедится.

Сквозь сугробы старик карабкался к соседскому дому, и на фоне горы казался таким же крохотным и ничтожным, как черный, величиной с булавочную головку жучок, пытающийся одолеть мучную гору. Прошло немало времени, пока триста метров подъема остались позади, и он достучался до соседа, который работал в общинном управлении. Прошло еще достаточно много времени, пока в медпункте нижней деревни ответили на звонок. Его спросили, обязателен ли визит в такую погоду. Визит обязателен, ответила жена соседа весьма настойчиво, речь идет о старой женщине, ее жизнь на волоске.

Вернувшись домой, старик увидел, что маленькое личико жены покрылось испариной и раскраснелось. Одеяло было сброшено. Он поднял его и снова прикрыл старуху.

Черника снимает жар, вспомнилось ему, и он полез в подвал за банкой черники. Внизу ветра слышно не было, и старик едва не испугался, что оказался не прав, но, поднявшись с банкой из подвала, он снова услышал шум ветра, и ему стало чуть ли не весело.

Он постучал чайной ложечкой по маленькой тарелке с черникой, как это делают, когда хотят привлечь внимание маленьких детей к еде. Старуха посмотрела на него безумными глазами. «Остался бы один из них в живых, не будь они близнецами, господин ясновидящий?» Жена говорила о не вернувшихся с войны сыновьях.

Старику стало не по себе. Жена принимала его за предсказателя, который после войны подвизался на этом поприще в окружном городе и которому они отвезли половину свиной туши, чтобы хоть что-нибудь узнать о своих сыновьях.

Старухе не хотелось черники. Когда он подносил ей ко рту ложку, она толкала мужа ногой. Он пролил варенье на перину, и старуха в испуге уставилась на темное пятно.

Обиженный старик ушел в кухню. Он сидел там, размышляя, и чем больше проходило времени, тем меньше становилась его обида, потому что правота оказывалась на его стороне: медсестра не появлялась.

Когда старуха попыталась выскочить из кровати, он сказал себе: надо что-то делать, и решил отвезти ее в медпункт, как раньше возил туда сыновей, когда они были маленькими.

Он вытащил из кладовки гладильную доску, разыскал в шкафу одежду потеплее — старую барашковую накидку, шаль и все прочее, что могло согреть. Еще он взял свою толстую нижнюю рубаху и длинные кальсоны и со всем этим добром подступился к жене. Старуха, в минуту просветления понявшая, что задумал муж, позволила укутать и запеленать себя. Когда она превратилась в узел одежды, он перетащил ее на гладильную доску. И привязал к доске веревкой.

Выкатывая из сарая санки, он увидел, что канавки вокруг деревьев, которые они прокопали днем, снова оказались заметенными, и подумал, что ему следует поторопиться, ведь предстоящая работа падет теперь на него одного, и не начни он еще до света, ему с ней не справиться.

Он вынес старуху к санкам и подивился тому, какая она тяжелая. Но так много весила, собственно, куча одежды, и ничего тут не поделаешь.

На холоде старуха начала стонать, и он не смог удержаться от того, чтобы не подчеркнуть свою правоту. «Я же говорил тебе, что они не приедут. Я сам отвезу тебя. Да, сам!»

Старухино лицо прояснилось. Она снова впала в забытье и была счастлива оттого, что старик наконец-то везет ее к сыновьям.

Вместе с доской он привязал старуху к розвальням, и они поехали вниз по склону. Тормозить ему не приходилось, на пути было достаточно сугробов, которые и служили тормозами. Обливаясь потом и кряхтя, он толкал санки по сугробам, но старуха на своей доске вдруг взбунтовалась и закричала: «Развяжи меня! Развяжи!» Старик успокоил ее и пообещал ехать быстрее, чтобы скорее добраться. Старуха же была рада вскоре встретить своих сыновей.

Но через некоторое время она рванулась с такой силой, что санки едва не опрокинулись; сюда на танках едут их сыновья, твердила она, ей нужно торопиться к ним навстречу, поздороваться с ними.

Старик толкал и толкал санки, он тяжело дышал, налегая на них. На одном из поворотов он услышал гул танков и подумал: так недолго и лихорадку от нее подцепить, свихнуться из-за нее можно; это просто кровь, моя собственная кровь, я слышу, как она шумит!

Он выехал со своими санками прямо на снегоочиститель, увидев скользящий вниз узел и пошатывающегося человека за ним, водитель затормозил. Медсестра, которая вылезла из едущей вслед за снегоочистителем машины, набросилась на старика: «Ну зачем вы, мы же сказали, что приедем!»

Для возражений у старика не хватило дыхания, но про себя он подумал: «Теперь ни на что нельзя положиться».

Старуха была без сознания, пощупав ей пульс, сестра велела обоим водителям немедленно положить старуху прямо с санками в санитарную машину.

Старик стоял на склоне и смотрел на исчезающие в сугробах задние огни санитарной машины. Он был оставлен и забыт. Но поехать с ними он не мог, он помнил о работе, которая ждала его дома.

С трудом передвигая ноги, старик пошел в гору. Еще до того, как показался его домишко, в нем шевельнулось чувство, что он был не прав в отношении медсестры. Но потом увидел в саду зайцев, они снова паслись в кронах деревьев. Он пугнул их и тут же начал разгребать снег.

Старик остался один на один с огромной работой. Он это предвидел. Он был прав, и поэтому ему было хорошо. Он копал и сгребал снег и под снегопадом сам превратился в маленький сугроб, который время от времени кряхтел, а иногда поднимал руки и пугал зайцев. Да, да, так и вышло: все пришлось делать самому, он был прав, вся работа легла на него одного. Хорошо, что в это время он еще не знал, что остался совсем один.