Махмуд Теймур - Живи, Египет!

Ожидание тянулось долго.

Шейху Абдель Гаффару надоело сидеть на корточках у края тротуара, под жгучим солнцем, которое сверкало над крышами, опаляя ему лицо. Пот проступил сквозь чалму, и он нетерпеливо прикрикнул на сапожника, который сидел, скрестив ноги, перед своим ящиком:

— Побойся аллаха, Мадбули! Давай шевелись!

Мадбули ударил молотком по гвоздю, вогнал его в подошву, молчаливо отвечая тем самым на понукания Абдель Гаффара.

Абдель Гаффар облегченно вздохнул и слегка сдвинул чалму на затылок, чтобы освежить облысевшую голову. Большим пальцем он почесал свой морщинистый подбородок, густо поросший седой бородой, и потряс полы своей просторной галабеи [13] Галабея — национальная одежда египтян типа длинной рубахи. , чтобы хоть немного проветриться. При этом обнажилась его тощая, безволосая босая нога. Он взял в руку починенную сандалию и не мог скрыть восторга, в который его привела черная подметка, вырезанная из автомобильной шины. С восхищением посмотрел он на Мадбули, в чьих руках сандалия, от которой остались, можно сказать, одни ремни, и она была подобна кружке без дна или небу без земли, стала почти как новенькая.

Эта прочная, толстая, черная резина охранит его ногу от раскаленного асфальта, и теперь он почувствует, что обут в сандалии, а не в жалкое их подобие.

Шейх Абдель Гаффар стал разглядывать продолговатый деревянный ящик Мадбули, в котором лежали обрезки рваных шин, кучки ржавых гвоздей, точильный камень и острое, как бритва, лезвие.

Мадбули отложил сандалию и, взяв в руку брусок, начал точить нож, поворачивая его то одной, то другой стороною. Затем он бросил точило в ящик, снял сандалию с железной лапы и подровнял лезвием края подметки.

Покончив с этим, Мадбули вздохнул, снова вытер рукавом пот с пропыленного лица и положил сандалию подле себя.

Бросив мимолетный взгляд на груду обуви, лежащую рядом с ним на тротуаре, Мадбули вновь неторопливо зажал гвоздь между указательным и большим пальцами левой руки, готовясь ударить по нему молотком.

Так проходила вся его жизнь: удар за ударом, подметка за подметкой. Самой заветной мечтой его жизни было выбраться из тесных улочек Булака [14] Булак — один из старых районов Каира, населенный в основном беднотой. и обосноваться на углу какой-нибудь центральной улицы.

Несколько лет назад мечта его осуществилась. Он расположился со своим нехитрым инструментом на перекрестке двух центральных улиц: 26 июля и Ас-Сахафа.

Отличное место, откуда видны были трамваи, машины, люди.

Мадбули пристроился рядом с лотками торговцев контрабандой, продававших всякую всячину, от чулок до жевательной резинки. Поначалу он был буквально опьянен своей удачей. Впервые в жизни, казалось ему, он хоть что-то значит. Но со временем он осознал, в его жизни мало что изменилось. Правда, подметок прибавилось, но он все так же целыми днями загонял в них гвозди, да и заказчики остались прежними.

От работы рука наливается тяжестью, но остановиться нельзя.

Заказчики, сидящие рядом на корточках, то и дело его поторапливают:

— Ради аллаха, Мадбули, скорей, скорей же!

И Мадбули тяжело опускает молоток на шляпку гвоздя, вгоняя его в мягкое черное тело подметки.

Ну, а дальше что, Мадбули?

Где конец всему этому? Что толку от этих бесчисленных гвоздей? Если бы ты сделал подметки для половины человечества, и тогда не было бы конца твоей работе. Да и зачем тебе конец? Что ты будешь тогда делать? Как станешь жить? Хочешь ли взять от жизни больше, чем уже взял? Разве ты не женился? Разве нет у тебя детей?

Один еще сосет материнскую грудь, другой норовит перебежать дорогу перед несущимися машинами, третий с ватагой мальчишек играет в футбол на улице.

К исходу дня Мадбули продевает голову в резиновую лямку, на которой он носит свой ящик, и возвращается домой.

А утром, повесив ящик на шею, снова идет на свое обычное место, чтобы снова забивать гвозди и менять подметки.

Мадбули устало вздохнул и вытер рукавом капельки пота.

И прежде чем Абдель Гаффар открыл рот, чтобы поторопить его, он ударил молотком по гвоздю.

Да, это замкнутый круг.

Шляпка гвоздя плотно прилегает к черной подметке. Кроме гвоздей и подметок, он ничего не видит в жизни. Нет никакого проблеска. Ничто не побуждает его двигаться, ничто не торопит, если не считать этих бессмысленных окриков: «Ради аллаха, Мадбули!» — как будто он осел с шорами на глазах, запряженный в арбу, или буйвол, привязанный к сакии [15] Сакия — оросительное колесо, обычно приводимое в движение буйволом, ходящим по кругу на привязи. .

На перекрестке загорелся зеленый свет, и машины устремились вперед. Люди по-прежнему спешат неизвестно куда и откуда.

Рука Мадбули опять занесла молоток, но, еще не успев ударить, он почувствовал, как маленькие ручонки обвили его шею, и услышал тонкий голосок.

— Папа!

Мадбули обернулся на этот оклик и сразу увидел Году.

Должно быть, что-то понадобилось его матери, а может, и ему самому… Мадбули устало спросил:

— Чего тебе, сынок?

Года помахал перед ним бумажкой, зажатой в руке, и крикнул:

— Папа, а я аттестат получил!

Мадбули отозвался все так же устало:

— Ну, хорошо, давай сюда.

— Папа, я ведь сдал экзамены!

Мадбули не стал утруждать себя размышлениями и сказал коротко:

— Ладно.

Но мальчик упрямо ему втолковывал:

— Я теперь поступлю в среднюю школу, папа! У меня такие отметки, что я смогу поступить в среднюю школу!

Мальчик убежал прочь, приплясывая, а Мадбули снова занес руку с молотком. Но прежде чем он опустил молоток, в его ушах вновь прозвучал голос сына: «Я смогу поступить в среднюю школу, папа!»

Стало быть, мальчик поступит в среднюю школу. Сам добился! А он и не думал, что его сыну так посчастливится.

И от отца ему ничего не нужно! Может, он так же успешно окончит и среднюю школу, поступит в университет, станет врачом, или инженером, или военным… Мальчонка Года, может, станет образованным человеком, важным господином!

И Мадбули увидел тот самый проблеск света, которого до тех пор не было в его жизни. Губы его расплылись в улыбке. Он повернулся к шейху Абдель Гаффару, и на лице его было умиротворение. Молоток сильно ударил по гвоздю, и от этого удара словно распахнулись какие-то запертые прежде ворота, за которыми лежала широкая дорога, а Мадбули крикнул шейху Абдель Гаффару:

— Мальчонка Года хорошо сдал экзамены! Он поступит в среднюю школу!

Абдель Гаффар улыбнулся в ответ:

— Поздравляю тебя!

Мадбули, восхищенно покачивая головой, вновь занес руку с молотком и услышал голос Абдель Гаффара, поторапливающего его:

— Шевелись же, Мадбули, шевелись!