Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

— При чем же тут удар кнутом? В мозгу у Бинкопа сидел червячок, бацилла какая-то, еще задолго до того, как лесопильщик из ревности хватил его палкой по голове. Ну какая женщина стерпит, что муж является к ней в постель с топором! Виданное ли это дело, чтобы для любви был надобен топор?

— Господи, твоя святая воля! И ты так его и приняла с топором?

Еще чего! Она защищалась, выставила Оле из комнаты. И он среди зимы в одной рубашке куда-то помчался. Все это знают, а если кто сомневается, пусть послушает, как Оле клянчит у людей отбросы и любой куче дерьма радуется.

Аннгрет сама себе дивится: до чего же легко соскакивают у нее с языка эти придумки; и еще дивится своим слезам.

Вечером она, как воровка, рыщет вокруг лесопильни. Тоска гложет ее, но постучать в окно она не смеет. Юлиан беседует с Серно и еще какими-то мужчинами. Ничего не поделаешь — коммерсант!

Она без стеснения разыскивает Мампе Горемыку в его запущенной комнатушке вдовца.

— Пожалуйста, передай Юлиану Рамшу горяченького кофейку. Небольшое подкрепление после трудового дня. А тому, кто передаст, — бутылка водки!

Под крышкой термоса — записочка, в кофе — порошочек.

В юношеских глазах лесничего Штамма тревога. Может быть, не все благополучно на его лесном участке? Нет, вполне благополучно: рабочие его ценят за то, что он, сняв свой ведомственный мундир и не заботясь о престиже, иной раз вместе с ними часок-другой перетаскивает бревна из чащи на поляну.

Женщины, работающие в лесу, любят своего начальника, с уважением говорят о Хорсте, этом большом ребенке. Лесничий Штамм неподкупен, дружески к ним расположен и всегда готов прийти на помощь.

— У вашего багра неудобная рукоятка, фрау Симсон.

— Верно. Старая вчера сломалась. Надо будет заставить Вильма Хольтена выточить другую, получше!

— Скоро можно будет поздравить вас с помолвкой дочери, так ведь, матушка Симсон?

Нет, уж лучше повременить, у ее дочери Фриды характерец такой, что поздравить можно будет разве что после первого ребенка. Строптивая девка эта Фрида! Ну да надо надеяться, что с Вильмом Хольтеном у них дело сладится. Аккуратный парнишка, услужливый.

Но почему же все-таки у молодого лесничего такой тревожный взгляд? Он встревожен из-за жены. Ей что-то неможется последнее время, по утрам ее тошнит, и она стремительно выбегает из спальни. Слыша, как она стонет во дворе, лесничий вскакивает и в ночных туфлях бежит за нею.

— Опять тебя рвет?

— Нет, да, уже прошло.

С недавнего времени лесничихе претит запах парного молока. Лесничий вынужден сам доить корову. Молоко он в обед раздает женской бригаде.

Может быть, это последствия того, что ее лягнула коза? Штамм беспокоится и хочет свезти жену к врачу, но она противится.

— Что ты сказала?

— Это все пустяки. — Такая же история была у нее в двенадцать лет. В ту пору она не могла есть селедки. Что же оказалось? Червяки, глисты завелись в ее девическом чреве.

У лесничего Штамма не становится легче на душе. Это же должен быть невесть какой огромный глист, если он так подтачивает здоровье его жены.

Заботливый муж принес из аптеки таблетки от глистов. Лесничиха погрызла их, и к вечеру ей полегчало.

Молодой лесничий пытается развлечь жену и берет ее с собою в лес. Он показывает ей целую колонию цапель, а также гнездо орлана-белохвоста. Конечно, это здорово — крылатая зверюга, но лесничиха больше интересуется породами деревьев и древесиной.

— Это береза, я знаю, а вот там что такое?

— Лиственница. — Лесничий рад преподать жене урок ботаники.

В следующий раз его чернявая супруга проявляет незаурядный интерес к штабелям лесоматериалов.

— Это крепежный лес, я знаю, а вон там что такое?

— Крупномерный лесоматериал.

— А что из него производят?

— То есть?

— Кто этот крупномерный лес получает?

— Его отправляют на лесопильни. — Лесничий счастлив, что может ответить на вопросы жены.

Лесничиха сегодня полна женственной прелести, как в былые времена. Сорвав листочек белой акации, она гадает: любит, не любит, плюнет, поцелует…

Еще она хочет знать, куда будет отправлен тот штабель крупномерного лесоматериала, перед которым они стоят.

— На майбергскую лесопильню, кошечка моя!

— Весь этот крупномерный лес пойдет в Майберг? — Как она прелестно умеет удивляться. — А господин Рамш, выходит, ничего не получит для своей лесопильни?

Теперь уже удивляется лесничий. Его нежные взгляды приобретают иную окраску. Он ведь в лесу, а не дома под красновато-розовым абажуром. Фрау Штамм пугается. Довольно щебетать о деревьях и пиломатериалах! Лесничий поворачивается и идет к дому.

Фрау Штамм нелегко поспевать за мужем. Она пробует смягчить его доброе сердце, останавливается, снимает туфлю, трет себе ногу и стонет. Не берет! В эти минуты у лесничего сердце — твердая древесина. Скальный дуб!

Лесничий выгоняет корову из хлева и идет с нею в деревню. Там он привязывает рогатую беднягу под окном Рамшева кабинета. Вот ваша корова!

Рамш удивлен до крайности.

— Что, она молока не дает или у нее обнаружились какие-нибудь дефекты?

— Она опасна. — Больше Штамм на эту тему распространяться не желает. Хватит с него коровьих дел.

Но пятерку его коз успели прирезать.

— What a pity! [61] Как жаль! (англ.)

— Pity или не pity, а вон она стоит, ваша корова!

Рамш быстро прикидывает в уме: пять коз по семьдесят марок за штуку составляет триста пятьдесят. Он протягивает лесничему деньги. Тот мешкает. Но в конце концов он ведь не шествует по пути, усыпанному розами и лилиями; за здорово живешь привязывать к коровьему хвосту стомарковую бумажку, посланную Рамшу, нет, на это он не согласен.

Рамшу ста марок никто не передавал.

— So sorry! [62] Очень сожалею! (англ.) — Но поскольку порядочный человек это утверждает, значит, все дело в забывчивости Мампе Горемыки.

— Вот еще сто марок, please! Быть внимательным — моя обязанность.

Лесничий сует деньги в карман и уходит, не простившись.

Если у Мампе Горемыки достаточно денег, он пьет четыре дня подряд и с помощью водянисто-прозрачной водки окрашивает себя самого и весь мир в ярко-розовый цвет. Но на пятый день, когда голова его, кажется, вся утыкана осколками стекла и даже волосы болят, он хватает себя за ворот, трясет что есть силы и корит:

— Шливин, Шливин, чем же ты кончишь?

Из деревенских жителей те, что помоложе, не очень-то верят, что Мампе Горемыка в свое время звался Шливином и был искусным портным. Те, что постарше, вспоминают с содроганием, как управляющий баронским имением соблазнил молодую жену портного и довел ее до смерти. Шливин, ожидавший от этой женщины первого своего ребенка, после ее смерти озлобился не на тех, кто способствовал ее гибели, а на весь мир; отныне он только и делал, что просветлял водкой свои мрачные думы. Со временем боль притупилась, взгляд стал не таким угрюмым, но благоприобретенные привычки налипли на него, как репей на платье нищего. Шливин пропил свою портновскую мастерскую и начал время от времени ходить на заработки, но рабочим считался ненадежным. Свои, деревенские, не страдавшие от его горя так долго, как он, придумали для него насмешливую кличку и всячески его дразнили.