Владимир Андреев - Имя для парохода

…Откуда у него была эта черта: все себе портить, когда жизнь, казалось бы, окончательно наладилась, — Нателла так и не поняла. Ей казалось, что всякий раз, начиная что-то новое, он будто пытался родиться заново, начисто стерев из памяти все, что было прежде, — и до смерти напивался. Придет в себя, улыбается виновато: «Зарекалась ворона г…. клевать». Она думала, что услышит это в конце концов и тем ранним летом, когда он вдруг надолго пропал, а затем обнаружился в реанимации. Только на этот раз вернуть его не смогли.

Одним ухом Нателла слушала малопонятные объяснения врача, другим — торопливое, полуразборчивое бормотание дяди Ромы, разметавшегося на больничной койке.

— Практически те же симптомы, что были у вашей мамы: бледность лица, потливость…

— Сволочь я, сволочь…

— Расстройство мышечного тонуса по типу децеребрационной ригидности…

— Пришел бы сюда, навестил — и пронесло бы… а я ведь крест на ней поставил, сука…

— Глазодвигательные расстройства… Выраженный страбизм…

— Бог не фраер, все видит…

— Короче говоря, тот же диагноз: геморрагический инсульт. Судя по всему…

— Да погодите… Нателла… мне сказать надо…

— В общем, зайдите потом ко мне, а пока посидите, успокойте его, а то он все встать, видите, порывается…

Когда врач вышел, она села на табуретку рядом с койкой, взяла отчима за руку. Дядя Рома сделал глубокий вдох, будто затянулся папиросой, — чуть помедлив, выдохнул:

— Похорони меня рядом с ней…

Она молча кивнула.

Сашка был последней любовью Нателлы, перед тем как кончилась одна ее жизнь и началась другая. Бывший моряк торгового флота, он работал теперь водителем у какого-то начальника, и в его распоряжении была роскошная черная «Волга». По будням Сашка возил начальника, по выходным катал Нателлу и ее друзей. Особенно запомнилась ей бешеная езда белой июньской ночью по пустым, еще не высохшим от недавно прошедшего дождя улицам. Пассажиров было восемь человек — утрамбованных железными дверями в единое целое. Стрелка спидометра зашкаливала за сто километров в час; ветер, бивший сквозь открытые окна машины в счастливо зажмуренные лица, пах мокрым асфальтом и сиренью. В четыре утра вывалились на берег Невы смотреть, как проходит под железнодорожным мостом караван.

Сашка хохотал как сумасшедший, приплясывая на месте; нагибался, подбирал камни, высоко подпрыгивал, будто хотел взлететь, — и бросал камни в баржи, хрипло выкрикивая притворные проклятия… Баржи в ответ гудели.

Мазутом Сашка был пропитан насквозь. Нателла гоняла его в душ по нескольку раз на дню, заставляла оттирать руки пемзой, щеткой, мочалкой, — ничего не помогало. Впрочем, запах этот ее не очень-то и волновал, наоборот, Сашку без него она и представить себе не могла: черная копна волос, густые брови домиком, татарские усы — и этот букет: мазут, масло, бензин — что там еще? Но одно дело — она, а другое — друзья…

Те и не думали насмехаться над Сашкой. А он, глядя на Нателлу, боялся дышать, и дня не было, чтобы он не принес ей какой-нибудь подарок.

Спокойно стоять на месте было для него сущей мукой, позу он менял беспрестанно; казалось, тело теснило его, как не по размеру сшитый костюм. Как-то случайно выяснилось, что он играет на гитаре. Пел он голосом тихим и густым, просил при этом не подражать ему: говорил, что скоро станет известным, как Цой.

Сколько они прожили вместе? Может, год, а может, чуть больше. Нателла не хотела терять Сашку, потому что он был лучшим из всех мужчин, которых она знала, но она не знала, о чем с ним говорить: за год он успел все о себе рассказать, а книг совсем не читал. Она уговаривала его сесть рядом, снимала с полки то Достоевского, то Стругацких, то модного Кастанеду. Он виновато отводил ее руку с книгой, говорил, что поедет лучше похалтурит. Ей стало скучно целыми днями болтать о шмотках, пусть даже о тех, которые он собирался ей купить. Сашка понял все по-своему, начал ревновать и все чаще устраивал дикие скандалы. Она перестала пускать его в дом, стала уходить к подруге. Что потом случилось, никто не понял, а она ничего толком не объясняла. Одни говорили, будто он сел за хищение рыбы в порту, другие шепотом рассказывали, что сама Нателла его и посадила — после того как он ногой вышиб дверь в квартире и бросился на нее с ножом…

Отсидел Сашка год, вышел на волю и несколько месяцев спустя разбился насмерть в автокатастрофе.

Нателла никогда не считала свою жизнь особенно драматичной, никому не жаловалась, никому не завидовала. Когда приходилось трудно, она просто напоминала себе, что и времена в истории бывали гораздо хуже, и человеческие судьбы складывались куда сложнее. А у них с Антоном были и крыша над головой, и хлеб насущный, и друзья. И еще у нее были книги.

Тому, кто оказывался в доме впервые, меньше всего могло подуматься, что женщина у окна, склонившаяся над каким-то романом, в то время как повсюду снует народ с тарелками в руках, у плиты что-то готовят, а за столом не утихают споры, — и есть хозяйка этого дома. Но, даже узнав об этом, он не смог бы сообразить, то ли движение вокруг происходит само по себе, то ли каким-то образом подчинено ее воле. При взгляде на нее, с тихой улыбкой переворачивающую книжные страницы, у гостей нередко возникало ощущение, что они разыгрывают некую пьесу, текст которой лежит на коленях у хозяйки. Сама же хозяйка сверяет то, что они говорят и делают, с заранее написанным. То же до поры казалось и ей.

Черная полоса в жизни Нателлы началась с изящного росчерка пера, которым некогда избранный директор завода превратил себя в собственника предприятия. Впрочем, нелегко в первую очередь пришлось ему самому: ни прежние поставщики сырья, ни получатели продукции продолжать отношения с заводом не торопились, ища более выгодные варианты. По зрелом размышлении хозяин избрал в качестве такового варианта распродажу оборудования.

Уволившись с завода, Нателла устроилась в частную компанию, занимавшуюся транспортными перевозками. Вскоре тяжелые времена наступили и для компании. В офис пожаловали бандиты. В черных кожаных куртках, из-под которых выглядывали стволы автоматов. Поставили персонал лицом к стене, сами стали рыться в бумагах. Нателле мельком подумалось, что когда-то она уже пережила нечто подобное. Даже лицо одного из бандитов показалось знакомым. Нет, те были вежливее… Интересно, кем они себя считают? Экспроприаторами неправедно нажитого?

Денег не стало совсем. Каждый раз когда Нателла приносила директору заявление об уходе, он сообщал ей об очередном повышении зарплаты.

— Ну и где она, моя повышенная зарплата?! — гневно спрашивала Нателла.