Меир Шалев - Русский роман

Десять лет спустя бабушка купила в соседней черкесской деревне нашу первую курицу. Она дала ей имя Рахель Янаит и с большим удовольствием попрекала ее за то, что та несла мелкие яички.

Голодные боли свили себе гнездо в сосудах Фейги. Она чувствовала, как они ворочаются в ее сердце и как оно гонит их по всем ее жилам. В тот день они с братом чистили бочки в одном из винных погребов Зихрона, и бродильные пары врывались в ее пустой желудок с такой силой, что она чуть не потеряла сознание. Когда трое парней кончили свои песни и вытащили из сумок лепешки, маслины, крутые яйца, головки сыра и украденную на складе бутылку бренди, ее глаза затянуло влажным туманом. Они потерли руки и приступили к еде, и тогда Циркин-Мандолина почувствовал взгляд девушки, прикованный к крошкам на его губах.

Циркин умел различать голод в глазах людей. Он повел в ее сторону своей мандолиной, приглашая Фейгу в их компанию.

«Она выглядела, как запуганная птичка. Я улыбнулся ей одними глазами, как улыбаются детям».

Фейга отпустила братнин рукав и присоединилась к молодым людям.

«Она ела от их ломтя и пила из их чаши», — сказал Пинес на могиле бабушки.

Шломо Левину не понравилась эта шумная троица, она пугала его. «Они ели, как арабские грузчики, и пели, как русские хулиганы, — рассказывал он мне много позже в конторе своего магазина. — В то время как мы все разрывались меж тысячью идеологических направлений, у этих троих не было никаких идейных колебаний и душевных мук».

Он не поднимал глаз. Мы сидели в конторе деревенского магазина, и лучи солнца сверкали на бесчисленных пылинках, танцевавших возле окна. Левин разрезал ногтем большого пальца копирку для книжки квитанций кооператива. Я был еще мальчишкой и не все понимал, но не перебивал его своими вопросами. Подобно цветам пустыни в гербариях Пинеса, Левин раскрывался лишь раз в несколько лет, и ему нельзя было мешать.

«Она сразу же потянулась к ним, — прошептал он, и его синие пальцы мелко задрожали. — Как глупая бабочка к пламени своей смерти».

Левин был потрясен, увидев, как они грязными пальцами отламывают маленькие кусочки лепешки и сыра и кладут их в пересохший рот его сестры. Он хотел удержать ее подальше от этой компании, но Либерзон, Миркин и Циркин-Мандолина, прикончив свою бутылку, тем же вечером, по широте душевной, надумали основать «Трудовую бригаду имени Фейги Левин», — «чтобы развеселить твою бабушку, которая выглядела очень грустной». Они сочинили устав, разработали бюджет и сформулировали идейную платформу.

«Историки не приняли эту бригаду всерьез, — объяснял мне потом Мешулам Циркин. — Наверно, их смущало ее название. Серьезные ученые, они попросту боялись назвать научный труд словами «Трудовая бригада имени Фейги». — Он усмехнулся. — Зато среди пионеров она сразу стала легендой. Это была первая настоящая коммуна, единственная, где к женщине относились как к равноправной. Конечно, их устав был узкогрупповым, но в нем было несколько важных организационных новшеств».

В нашем домике, под дедушкиной кроватью, стоял большой деревянный ящик. Я закрыл ставни и открыл крышку. Под вышитой женской блузой, русской фуражкой и марлевым накомарником были спрятаны бумаги. Среди них была и та фотография.

Бабушка улыбалась мне. У нее были две черные косы и маленькие ладони. Она выглядела так, будто сейчас выпрыгнет из рамки. Я повернулся и увидел, что дедушка стоит за моей спиной и его бледное лицо сурово. Он присел рядом со мной, один за другим отлепил мои пальцы от фотографии, вернул ее на место и поднял конверт с другим снимком.

«Это Рылов, наш прославленный Страж [34] Страж — здесь: член организации «а-Шомер». , — сказал он знакомым мне насмешливым тоном. Дедушка не питал симпатий к людям из «а-Шомера» [35] « а-Шомер » (букв. «Страж») — первая организация еврейской самообороны в Эрец-Исраэль, действовавшая в 1909–1920 гг. Организация была основана пионерами из Второй алии. Ее члены впоследствии участвовали в отражении арабских погромов в Палестине 1929 г., а также в сборе оружия и подготовке восстания против британских мандатных властей. . — Под этой арабской накидкой у него спрятаны сразу два маузера и французская полевая пушка в придачу. За ним — наша прославленная бездельница Роза Мункина, а те двое, что лежат впереди, — это Пинес и Боденкин».

Он расхаживал по комнате.

«На этих старых фотографиях, — сказал он, — всегда кто-то стоит, кто-то сидит, и двое лежат впереди, сдвинув головы и опираясь на локоть. Один из тех, кто стоит, и один из тех, кто лежит, всегда в конце концов покидали страну. А один из сидящих всегда умирал молодым».

Он наклонился, вытащил из ящика старый листок бумаги и рассмеялся.

«Вот, — сказал он. — Устав «Трудовой бригады имени Фейги Левин»».

Он поднялся и начал торжественно зачитывать:

«Параграф первый. «Трудовая бригада имени Фейги Левин» будет держаться подальше от города и его дешевых соблазнов.

Параграф второй. Товарищ Фейга Левин будет варить. Товарищ Циркин будет мыть посуду. Товарищ Миркин будет искать работу, а товарищ Либерзон будет стирать и говорить.

Параграф третий. Товарищи Циркин, Либерзон и Миркин не будут делать никаких попыток в отношении товарища Фейги Левин.

Параграф четвертый. Товарищ Фейга Левин не будет пытаться…»

Дверь распахнулась, и Мешулам Циркин ворвался в комнату, безумно тряся головой.

— Дай это мне! — крикнул он. — Дай это мне, Миркин, прошу тебя, эта бумага должна быть в моем архиве!

— Иди-ка лучше помоги своему отцу, Мешулам, он сегодня возит сено, — сказал дедушка. — И побыстрее, пока Барух не взялся за тебя.

«Что бы о нем ни думать, — сказал Мешулам Циркин после смерти дедушки, — но Миркин был одним из самых почитаемых людей во всем Движении. Чего удивляться, что все эти бездельники готовы уплатить кучу денег, лишь бы их похоронили рядом с ним. Неплохое завещание он тебе оставил».

Подписав бумагу, трое парней склонились перед Фейгой в церемонном поклоне и спросили, не соизволит ли дама тоже присоединиться. Когда она поставила на документе свою подпись, Либерзон спросил: «А как насчет твоего брата?» Но Шломо Левин печально ответил, что пока еще не решил, «с каким идейным направлением он намерен связать свою судьбу».

«Если тебе так трудно решить этот вопрос, — сказал дедушка, — значит, ты вполне созрел для того, чтобы отправиться на очередной сионистский конгресс и произнести там основополагающую речь по этому поводу».

«Ты всегда можешь присоединиться к местному отделению Партии Учетчиков Дырок от Бублика», — сказал Циркин-Мандолина. До самой своей смерти он прибегал к этому выражению, когда хотел выразить презрение и насмешку.