Кэрри Фишер - Хуже не бывает

Кто еще мог получить выгоду, ославив ее? Барби, Кен или Лиза? Или парень с ситуативной депрессией, или Шлюха-монахиня, или даже Хелен или Джоан?

Конечно. Почему нет? И, в конце концов, какое это имеет значение? Главное, что появился отличный предлог покинуть «Тенистые аллеи». Сьюзан больше не могла ждать, когда же она будет соответствовать чьим-то представлениям о здравом рассудке.

Сейчас или никогда. «Никогда» означало для Сьюзан остаться здесь. Она была готова опять попробовать этот мир.

Статья в «Глоуб» называлась «Трагическая история Сьюзан Вейл», что, по мнению Сьюзан, было мешаниной из юмора и унижения – очень похоже на ее жизнь. Эта мешанина из фактов и гипербол, выставленная на обозрение всего закупающегося в супермаркетах мира, попала на первую полосу, в самом низу – с нелестными фотографиями и цитатами от «друзей» и «близких источников». Эта история преследовала ее, как смутный экзотический аромат славы, аромат, за который приходилось держать ответ как перед незнакомцами, так и перед друзьями. («Я восхищаюсь вашей храбростью». «Вы уверены, что ничего не случилось?» «Теперь вам лучше, да?» «Ну, на мой взгляд, ты неплохо выглядишь!»)

Постыдная интерлюдия Сьюзан, выставленная в магазинах и аэропортах повсюду, подала знак, что ей пора уходить. Ее история продана, лечение пересмотрено, способность сотворить посредственный коллаж восстановлена, что еще нужно для повторного выхода в мир?

Если и есть ответ на этот вопрос, Сьюзан никогда его не узнает. Так что, упаковав вещи и бросив прощальный взгляд на свою комнату, она с облегчением развернулась и закрыла дверь.

На кухне за завтраком она попрощалась почти со всеми. Со всеми, кто еще остался, поскольку большинство перевели на домашнее или амбулаторное лечение – в один из многочисленных выпускных классов, которые мостили путь к жизни без надзора. Жизни без изгородей и контрольно-пропускных пунктов.

Эллиот и Ронда ждали ее снаружи – курили, сидя на ступеньках. Увидев ее в дверях с чемоданом, Эллиот вскочил, бросил окурок и раздавил его ногой.

– Позволь, я понесу. Он тяжелый.

Сьюзан с улыбкой отдала ему чемодан. Ей нравилось, когда мужчины ухаживали за ней. Это было приятно и неотразимо, равносильно чуду, поскольку она снова и снова находила мужчин, чья ориентация была под вопросом. Почему она с таким удовольствием выискивала мужественных мужчин и восхищалась ими, а затем отпускала на волю, чтобы мстительно преследовать тех мальчиков-мужчин – снова и снова? Возможно, потому, что мальчиков-мужчин можно было заловить и подчинить своей андрогинной воле, а мужественные… ну, они вечно хотят, чтобы все было по их правилам либо никак. Так что, вероятно, все сводилось к одному – контролю или иллюзии контроля.

Однако сейчас рядом был Эллиот – мужественный мужчина, он смотрел спортивные передачи, рыгал, носил чемоданы. Разумеется, психотический срыв почти наверняка выбил его из финала конкурса «Кто этот крутой парень на мотоцикле?». Но для нее он стал прекрасной мечтой во время недавнего кошмара. Сочувствующий незнакомец, запретный, но достижимый. Фантазия, приятная своей неуместностью. Ее тайная любовь в Школе здравомыслия, Эллиот – один из немногих, по ком она будет скучать. По нему и по Ронде. Только по ним.

О, ей будет что рассказать. Ей до конца жизни хватит тем для разговоров на обедах и вечеринках, это уж точно. Если удастся состряпать развеселую историю, место в анекдотном раю обеспечено. Но она с радостью оставляет позади все остальное, забрав с собой лишь Эллиота и Ронду. Ну и что с того, что это нереально? А чем помогла ей реальность, если уж на то пошло? А ведь она очень скоро собирается в нее пойти.

Дорис хотела забрать ее перед главным корпусом, после подписания бумаг.

– Мамочка приехала. Будто я ребенок. – Сьюзан с раздражением посмотрела на Ронду, та молча пожала плечами.

– Видимо, в этом вся проблема, – ответила она, подняв брови и посасывая зубочистку.

Какое-то время они шли молча, слушая, как хрустит гравий под ногами, затем Ронда положила тяжелую руку на поникшее плечо Сьюзан.

– Клянусь, если я узнаю, кто продал эту гребаную историю, я мозги из него вышибу на хрен.

Ее темные глаза угрожающе сверкали, лицо напряглось от возбуждения и предвкушения бойни. Сьюзан благодарно улыбнулась подруге, игриво подтолкнув ее.

– Зачем? Благодаря этому человеку я наконец смогу выбраться из этого кошмарного места. Скажи ему спасибо. Лучше прибей Хелен.

Эллиот поставил чемодан и повернулся к ним.

– У нас осталось пять минут до сбора дневной группы, давайте займемся чем-нибудь… не знаю… более полезным, чем убийство, курение или…

И тут в окне наверху Сьюзан заметила Хелен. Но сделала она это не только из-за Хелен. Она сделала это по многим причинам. Потому, что давно хотела этого, потому, что изголодалась по прикосновениям и чувствам, потому, что Эллиот очень мужественно выглядел, и потому, что если она не сделает это сейчас, то, возможно, не сделает уже никогда. Она подошла к Эллиоту, прижалась к нему и нежно, но крепко поцеловала. Поцелуй растекся, словно клякса, сперва в широкую улыбку, затем глубже, расплываясь темным удовольствием, спускаясь от больших до малых сих, добираясь до нужных мест. Но тут встряла Ронда, заорав:

– Эй, Хелен, скорей сюда! Боже мой, они соприкасаются! Быстрей! Это, блядь, уже опа-а-асно!

И под вопли этой сирены, перед лицом бога и еще кое-кого двое психов урвали последний запретный поцелуй.

Совсем не так Сьюзан рассчитывала выйти из психушки. Она не надеялась, что ее встретит толпа поклонников и праздничное шествие с серпантином. Но воображала, как упругим шагом, с уверенным взором выйдет за ворота «Тенистых аллей». И когда она будет проходить мимо, медсестра повернется к новенькому и гордо скажет: «Это Сьюзан Вейл. Мы многому научились у нее, пока она была с нами. Не думаю, что она безумна, скорее загадочна и эксцентрична, она необычная, но не сумасшедшая».

А на деле она робко и испуганно выбралась из застенков, оглядываясь на друзей, которых оставила здесь, на ощупь отыскивая то, что поможет ей сохранить некий «здравый смысл».

Здравый смысл… здравый смысл… понимаете, о чем я?

Но ничего особенного не случилось. Дорис забрала ее и повезла домой, она молча вела свой зеленый «линкольн» с желто-коричневыми сиденьями и экстренным тормозом.

День был пасмурный, без малейших признаков неба, и Сьюзан вернулась домой под прикрытием облачного одеяла. Она бродила по дому, старательно изучая комнаты, словно покупатель, разыскивая помещения для разумного человека, которым надеялась стать. Как птенец, вылетевший из кукушкиного гнезда, она будет жить, держа себя в рамках, следить за каждым шагом, принимать таблетки, ходить на группу и к психиатру, произносить слова. И со временем снова станет кем-то. Кем-то, кто все еще скрывается в ней.