Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи

— Послушай, — начал управляющий. — Завтра вечером мадам собирается на какой-то прием, это недалеко от Руана. Повезет ее туда сестра, но до этого «рено» нужно привести в порядок. Замени масло, залей полный бак. А главное, проверь тормоза и рулевое управление.

— Еще что? — спросил Марк.

— Ну и, конечно, помоешь авто. Надраишь так, чтобы блестело, как зеркало.

Он сел за руль «лендровера», развернулся, разбрызгивая грязь, и двинулся в сторону Монт-Арьеля. После пережитого волнения Марк несколько секунд не мог пошевелиться. Кот по-прежнему наблюдал за ним. Марк хотел его погладить, но стоило протянуть руку, как кот тут же скрылся в высокой траве.

Люсьенн собирала для дам белье. Небольшое путешествие (речь шла всего лишь о Руане) было целым событием, к нему готовилась вся прислуга, весь дом пришел в волнение. Мадам долго колебалась: «Это дали-ико!», но там собирались крупные землевладельцы, и интересы дела требовали ее присутствия.

Люсьенн знала, что Марк приводит в порядок «рено», работая в гараже, расположенном внизу, в южном крыле «замка». Она дожидалась удобного случая, чтобы повидаться с ним. Все еще находясь под впечатлением того, что он рассказал ей, она угадывала разрушительную силу преследовавшего его наваждения и знала, что он не может от этого избавиться. Когда-то похожий случай поразил ее воображение: один человек случайно убил на охоте своего друга. Напрасно близкие люди пытались убедить его, что это роковая случайность, не прошло и недели, как он повесился. Она понимала, что можно блуждать внутри себя, постоянно натыкаясь на руины. Продолжая работать, она все время думала о Марке и в конце концов решила, что самое лучшее для него — покинуть «замок». Она чувствовала, что сможет, если он, конечно, согласится, уехать вместе с ним, стать для него не только передышкой, отдохновением, а чем-то гораздо большим.

Обладая тонким чутьем и понимая всю трудность проникновения в душу даже самого дорогого существа, она тем не менее ощущала в себе силы вывести его из тупика, дать ему возможность увидеть другую, более светлую сторону жизни, во всяком случае, более ясную, и избавиться от терзавшей его тревоги.

Потом уже, улучив минуту и заглянув в гараж, она сообщила ему, что Жермена тоже уедет (мадам не могла обойтись без нее). И значит, в их распоряжении будет вечер да еще целая ночь. Оставался старик. Она соглашалась, что с недавнего времени Тавера, похоже, что-то чуял, беспрестанно кружа возле сушильни и бельевой. Однако до сих пор не было ни малейшего повода подозревать, что он о чем-то говорил с мадам, даже после истории с туристами. И в самом деле, отношение мадам к Люсьенн и Марку ничуть не изменилось. Люсьенн была счастлива тем, что завтра вечером они будут наконец свободны и совсем одни. В ее устах слово «счастье» показалось Марку таким же сочным и пахучим, как апельсин. Старательно вытерев руки прямо о спецовку, он обнял девушку и спросил ее, согласна ли она стать его женой. Ничего не ответив, она откинула назад голову и ласково погладила кончиками пальцев его лоб, а он тем временем ждал ответа, глядя ей прямо в лицо. Она поцеловала его, но без лишнего пыла, с какой-то внутренней сосредоточенностью, сознавая, что с этой минуты вступает на трудный и очень ответственный путь, который был уготован ей жизнью.

На другой день, вечером, под хмурым, готовым пролиться дождем небом, Клемантина, Рагио, Люсьенн и мадам Поли, затянутая в элегантный плащ, собрались на крыльце, чтобы проводить мадам в Руан. Тавера оставался дома, по словам жены, он подхватил простуду во время позавчерашнего обхода под сильным ливнем.

Опершись на руку Рагно, мадам, разукрашенная, как и полагалось в особо торжественных случаях, в забавной черно-желтой чалме со снисходительным достоинством спустилась по ступеням. Жермена, тоже в плаще, следовала за ней, раскрыв зонтик, дабы на мадам не упали капли начинавшегося дождя.

Мадемуазель уже сидела за рулем, на голове у нее красовался полотняный капюшон, плотно облегавший лицо. Жермена села рядом с ней, усадив сначала на заднее сиденье мадам. Перед тем как тронуться в путь, старая дама помахала своим слугам рукой. Взгляд ее, казалось, с особой настойчивостью задержался на Люсьенн, та сразу же разволновалась. Эта мучнистая маска, эти подведенные черным глаза, эти розовые пятна на щеках невольно наводили на мысль об отточенной годами проницательности с примесью некоторой жестокости.

Как только автомобиль скрылся за воротами, растворившись в сумрачной влажной дымке, окутавшей луга, Клемантина пригласила мадам Поли и Рагно на ужин. Тот зашел навестить Таверу, которого мучил сильный насморк, и застал его в кресле перед телевизором. Люсьенн слышала, как Тавера объяснял управляющему, почему ему не нравятся некоторые лекарства, хотя с их помощью можно очень быстро избавиться от насморка. Во всех этих лекарствах, говорил он, содержится снотворное, а ему надо было «держать ухо востро». В соседнем поместье дважды уже поджигали сараи с сеном. Мадам это сильно встревожило. Рагно сказал старику, чтобы он не волновался, что этой ночью он самолично будет дежурить вместо него.

— Возьмите мой карабин, — предложил Тавера.

Из кухни Люсьенн видела, как управляющий похлопал по карману своей куртки и сказал: «Не беспокойтесь, у меня есть все, что нужно!» Затем мужчины стали обсуждать охотничье и военное оружие, сравнивая качество разных марок.

Еще не было семи часов, когда Клемантина пригласила всех к столу, ей хотелось успокоить мадам Поли, которой не терпелось сесть в машину, чтобы поскорее вернуться в Версаль. Хотя тут-то как раз и разошелся дождь, которого она так опасалась.

За ужином мадам Поли принялась рассказывать о Канаде, Рагно с Таверой очень понравились ее воспоминания о прежней жизни, о приемах, которые она устраивала, о тамошних слугах. Люсьенн внимала ей рассеянно, все ее помыслы были обращены к Марку, который все еще не вернулся с фермы Жом, где к завтрашнему дню он должен был починить грузовик, предназначенный для сбора на фермах молока и его транспортировки в кооперацию.

Но вот пришло наконец время, когда мадам Поли (боже, до чего же эта женщина себя любила!) собралась уезжать; воспользовавшись этим, Люсьенн, несмотря на приглашение Клемантины остаться посмотреть телевизор, решила уйти к себе. Рагно же, напротив, с радостью согласился «пропустить рюмочку кальвадоса», чтобы затем отправиться с первым обходом к хлеву.

Дождь лил как из ведра, слышно было хлюпанье воды, стекавшей по водостокам. Люсьенн быстро пробежала к себе в комнату по коридорам, где гулко отдавались раскаты грома и, стихая, превращались в нескончаемый, долгий стон.