Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи

У телефона мэр, сомнений быть не может. Мистификация принимает грандиозные размеры.

— Прошу прощения, но вы знаете, что произошло, и у моей невесты теперь нервный припадок. Мы вызвали врача. Свадьбу придется отложить. Гости расходятся. Мы договорились на следующую неделю…

— Скажите, пожалуйста, — ворчат на том конце линии и вешают трубку.

Дело сделано, остается только как ни в чем не бывало вернуться за стол. Напрасно Алин напрягает зрение и слух — брат не станет посвящать ее в свой план. Она привлечет ненужное внимание своим дурацким смехом и все испортит. Он теперь неотрывно глядит на мэрию и на остановившийся перед ней большой автомобиль.

Луи повстречал Мари в Париже, они проводили там почти все время, в «Гландьер» он бывал всего дважды, он не знает мэра, который вполне может перезвонить кому-нибудь из Дюпонтье, если вдруг засомневается. Кортеж может появиться на площади в любое мгновение. Все решают минуты, но ничего не доказывает, между прочим, что время работает на Луи. Он невольно закрывает глаза. Разве можно считать все это глупым розыгрышем? Он разыгрывает заведомо проигрышную партию. Но вдруг раздается голос. На этот раз Полина обращается к Полю:

— Что такое? Уар-то уезжает!

Мэр, здоровяк в добрый центнер весом, плюхается на сиденье. Рессоры жалобно взвизгивают. Миг — и машина, объехав памятник, катится по улице Аристида Бриана, ведущей к субпрефектуре. Браво! Да будут его бычки самыми жирными, самыми красивыми, да будут они увенчаны всеми мыслимыми наградами, да воспоет их племенная книга! Поль и Полина нюхом чувствуют, что дело нечисто. Забыв о клиентах, они стоят на пороге и обмениваются соображениями:

— Помнишь, говорили, Поль, что малышка увлеклась оборванцем-художником и что к этому браку ее чуть ли не принудили? Может, она в последний момент отказалась?

— Представляешь, Полина, такие расходы — и все впустую?

Теперь Алин смотрит на брата и восхищенно шепчет:

— Ну и негодяй!

Но шум приближающейся процессии прерывает ее на полуслове. Все ясно. Она не может сдержаться. Ее, как и Луи, трясет от нервного хохота, когда парочка в дверях восклицает в один голос:

— Не может быть! Жениха и невесту некому принять!

Новости в деревне распространяются быстро. Добрая половина жителей уже знает о неприятности, происшедшей с невестой. Веселый посетитель, забежавший на минутку опрокинуть стаканчик красненького, оповещает о ней хозяев. Человек двадцать зевак вперемежку с набежавшими невесть откуда ребятишками шушукаются небольшими группками на тротуарах, не думая расходиться. Оказавшись объектами их насмешливого любопытства, участники кортежа сбиваются с шага, сутулятся, судорожно оглядываются по сторонам, изо всех сил стараясь казаться невозмутимыми. Невеста как будто и не потрясена случившимся: ее наскоро переодели в жемчужно-серый костюм, от фаты отрезали запачканный край, и вот она выступает — гордо, бесстрастно, и теперь уже отцу — смешавшемуся, чувствующему свой позор, — приходится поспевать за ней. Но в тот самый момент, когда процессия уже намеревается хлынуть под козырек с надписью «Свобода — Равенство — Братство», украшенный выцветшим трехцветным флагом, перед ней вырастает секретарша мэрии. Дырявя высокими каблуками асфальт, она разводит руками, ее лицо выражает отчаяние. О словах можно догадаться по столбняку, приковавшему процессию к месту. Затем остолбенение сменяется гневной жестикуляцией. Это настолько интересно, что Полина, испросив согласие Поля, передает ему бразды правления и спешит к толпе, в которую вливаются зеваки, посетители ближайших магазинов и прохожие с соседних улиц. Полное замешательство. Форменный муравейник, разваленный пинком ноги. В общем гвалте выделяется полковничий бас:

— Что за издевательство!

Месье Дюпонтье удручен, но не сломлен. Он перебегает от одной пары к другой, что-то втолковывает, стараясь не дать приглашенным разойтись, уверяя, что все устроится. Но второе по счету бесчестье пережить уже трудно, и кое-кто не поддается на уговоры, в частности, полковник, который, сверкая эполетами, удаляется в сопровождении супруги и дочери. Пока длится неразбериха, колебание охватывает и остальных гостей. Единственное, чем выделяется среди них невеста, которую никак не удается выдать замуж, — это коротенькая фата и полная апатия. Суматоха продолжается еще минут пять-шесть. Полина возвращается с кратким докладом:

— Невероятно! Ни мэра, ни заместителей — все на выставке. Дюпонтье хотел начать с венчания, но кюре — вон он, видишь, в баскском берете — напомнил, что закон запрещает венчать до регистрации. Можешь себе представить их лица! Вот так радость! Когда я уходила, Дюпонтье предлагал подождать возвращения мэра в «Черной лошади», потому что угощение заказано, и платить за него все равно придется…

— Свадебный пир без новобрачных — где это видано!

И все же именно так развиваются события. Старшие Дюпонтье увлекают за собой семейство Картен почти что силком. То, что было свадебным кортежем, превращается в безвольное стадо, в беспорядке плетущееся к вертящейся двери, которая по одному переправляет гостей в фойе ресторана. Полина снова уходит на разведку. Алин старается не подавать признаков жизни и не раскрывать рта. Заказав для оправдания своего затянувшегося присутствия вторую рюмку перно, к которой он, впрочем, не притрагивается; Луи вновь задает себе вопрос, к чему это все приведет. Того, на что он надеялся, не произошло. Ему удалось всего лишь выставить Мари на посмешище. Еще минут пять он наблюдает за мухами, вьющимися вокруг старой люстры, и за дворнягой, слоняющейся по вымершей площади в надежде задрать ногу над тем местом, где оставил о себе память кто-нибудь из ее соплеменников. Потом возвращается Полина. Она сияет:

— Мэру сказали по телефону, что свадьбы не будет, а он поверил! Вот жалость! Банкет намечался на 12.30, там еще не накрыто. Все толкаются в вестибюле, пьют аперитивы и, кажется, начинают ссориться… Картены обвиняют Дюпонтье и даже невесту — ни совести, мол, ни стыда. Недорого я дам теперь за их брачный контракт!

Ты настоящая пророчица, Полина! Луи одним глотком опорожняет стакан. Все еще возможно. Дворняга святотатственно задирает ногу у памятника павшим. Внезапно вертящаяся дверь «Черной лошади» приходит в движение. Сейчас кто-то выйдет, причем поспешно… Это Мари. Она пускается бегом через площадь, срывая на бегу фату. Ветер подхватывает этот белый лоскут и заталкивает его в водосточный желоб.

— Что я тебе говорила? — бросает мадам Полина мужу.

— Теперь дело за тобой. Обо мне не думай. Если надо, я вернусь в Париж поездом, — выпаливает Алин.