Ежи Сосновский - Дырки в сыре

Их беседу прервал голос из вокзального репродуктора, объявивший посадку на поезд до Катовице, – они стали прощаться, Королева сказала парню, чтоб не думал и нос высовывать на перрон, замерзнет, ведь они же будут переписываться, – и мой двойник остался в одиночестве. Мы сидели спина к спине, чуть ли не касаясь друг друга головами. И я подумал, что охотно влез бы в его шкуру, а потом подумал – нет, слишком уж мы похожи. А что, если сейчас, спустя годы, снова бы подвернулась возможность поехать на такой конкурс? – нет, ничего особо привлекательного в этом бы не было. Я взглянул на часы, а потом – с беспокойством – через стеклянную дверь на перрон, там стоял поезд, похоже, что мой, видно, я прослушал, как на него объявили посадку. Парень тоже поднялся. Неужели нам с ним по пути? Он тоже живет в Варшаве? Мне показалось это странным, еще более странным, чем все прочее. Парень забросил за спину рюкзак, я подхватил свою сумку. И тут наши взгляды встретились.

– Извините, вам тоже в Варшаву? – спросил я.

Парень хмуро сдвинул брови и только что не сплюнул.

– Чё те надо, педик? – рявкнул он. – Думаешь, я не видел, как ты за мной таскался?

– Извините. – Мне не без труда удалось изобразить на лице подобие улыбки; я понимал, что, если повышу голос, он только укрепится в своем идиотском подозрении. – Да нет, вы не подумайте, не в том дело. Это даже не «Смерть в Венеции», – вдруг вырвалось у меня.

– Ишь чего вздумал – мозги мне парить какой-то там смертью, а ну проваливай, пока цел, о'кей? – и, довольный, что сумел дать достойный отпор, долговязый направился к выходу на перрон.

Я в растерянности сделал несколько шагов; в стекле маячило мое отражение: мужчина с седеющими висками, в длиннополом пальто и черной шляпе. Ну и ну. Тем временем парень резво вскочил на подножку – совсем как я когда-то. И вдруг я осознал: мне не надо уже никуда ехать. Некуда и незачем. И сразу взбодрился. Мимо прошла уборщица с ведром, в котором плескалась грязная вода с хлопьями пены; откуда-то я знал, что у нее есть школьница-дочка, а сама она сильно рассчитывает на выигрыш в лотерее. Над вокзалом пролетали птицы – я это почувствовал. Минутой раньше они сорвались с дерева, стоящего на Железнодорожной улице: их спугнул кот по кличке Котик; хозяйкой его была пенсионерка из четвертой квартиры. В станционном буфете из теплого углубления в стене, где проходил стояк центрального отопления, в сторону кухни побежали два таракана. Путешествие переживет лишь один из них. За стеной в подсобке буфетчица заваривала чай для инженера из Валбжиха. Мое сердце, перекачивая кровь, билось ровно – пятьдесят восемь ударов в минуту. Край стенной панели, серой от пыли, на худой конец, мог бы сойти за линию горизонта, если смотреть с берега моря. Все было таким прекрасным. Таким бессмысленным. И таким прекрасным.

«Летом» – джазовая композиция Джорджа Гершвина (1898–1937).