Сергей Юхин - Операция выбор Ы!

— Ты устал очень, замотался. Надо отдохнуть.

— Да не при чем тут отдых! — у меня сдавило связки и я закашлялся, — я другой стал… Всегда смотрел телевизор и думал — как это у них гладко получается, у политиков всяких, что ни спроси — на все готов ответ. Про газ спросят — пожалуйста! Про пенсии — вот вам про пенсии. Про НАТО — получай про НАТО! Все по полочкам разложено… А у меня каша в голове. Эмоции сплошные, которые на хлеб не намажешь… Вялый я какой-то был, тягучий. И мне это нравилось, черт побери! А потом выучил пару лозунгов, блоков каких-то, словно робот — и стал тоже отвечать на любой вопрос. Только кнопку нажми. Робот. Но, не это страшно… Меня пугает, что эти заученные догмы стали заменять мне весь мой внутренний мир, всю радость, сомнения, тоску… Понимаете? Абсолютно все пространство заполнили несколько фраз, в которых я переставляю слова с места на место… Если жена спрашивает, люблю ли я ее до сих пор, я мгновенно начинаю ей втирать про цели, которые надо достигнуть… Мне стало некогда сомневаться и мучаться размышлениями. Вопрос — ответ. Вопрос — ответ. Но это же не мой ответ! А кажется, что мой. Я не узнаю себя, и мне страшно. Не хотел я так. Наверное, думал поиграть, а получилось, что по самые уши затянуло.

— Ты решил уйти? — Галя слегка печально смотрела, как я комкаю сигарету.

— Да ничего я не решил… Не выдержал, вот и все. Ну и хорошо! Обратного пути нет.

— Шеф тебя не отпустит.

— Ха. Не потерпит он таких кренделей…

— Не смеши. Проглотит, как миленький. Половину новостей о партии делаешь ты со своей молодежью. Да и публичных людей у нас всего трое — Шеф, я, да ты… Кто будет по телевизору вещать? Моня, что ли?

— Публичных… Да… Найдет кого-нибудь… — махнул рукой.

— Сереж, я тебя не уговариваю. Однако, ты столько сил положил и энергии… А времени! Жалко. Перспективы у тебя хорошие.

— Вы думаете, мне не жалко, Галина Николаевна? Жалко, еще как! Сижу сейчас, и злюсь сам на себя. Но, мне всегда хотелось оставаться человеком. И, мне казалось, что я человек. А теперь — мне ничего не кажется. Я все знаю, я во всем уверен. Я очень четко вижу путь. Это страшно. Меня мои собаки перестали узнавать.

— Сережа, послушай. Я тебя об одном прошу — не жги мосты. И отдохни. Выключи телефон на пару дней, выспись. А я с Шефом поговорю, чтобы держал свои эмоции при себе. А то превратил партию в царский двор, орет на людей, как на крепостных. Барин…

— Хорошо, Галина Николаевна, отдохну. Я сейчас плохо соображаю.

— Езжай домой.

— Хорошо. Спасибо, Галина Николаевна… Вас проводить в штаб?

— Ты иди, я еще кофе выпью. Иди.

— До свидания, Галина Николаевна.

— До свидания, Сережа. И телефон не забудь выключить.

Я приехал домой и сразу залез в душ — смыть усталость и растерянность сегодняшнего дня. Люся, молча и удивленно наблюдала за моими действиями.

— Кись… Ты так рано! Что-то случилось?

— Ушел из партии, — буркнул я, настраивая температуру воды, яростно сворачивая головы разноцветным кранам.

— Что?! Как ушел?

— Просто ушел. Развернулся и ушел.

— А что случилось? — Люся стояла рядом с душевой кабинкой, теребя в руках кухонное полотенце.

— Что случилось? Задолбали… Этот мудила, Шеф, рот на меня сегодня раскрыл за опоздание. Даже не вспомнил, что вчера деда хоронил, а после этого клоуна из себя изображал… Прямой эфир… Я же ему говорил, что не смогу поехать. А он и бровью не повел. Говорит — некому больше. Пошли они все… Да что с водой творится! То холодная, то горячая!

— Успокойся, дорогой. Тебе вчера просто не надо было ехать и все.

— Значит, я сам виноват?! Понятно.

— Тебе надо быть тверже. Ты же не мальчик на побегушках. Сказал — не могу, значит — не могу.

— Все, блядь, знают, какой я должен быть. Твердым, мягким, где стоять, что говорить… Один я не знаю. Вы считаете, что самые умные?

— Кися, чего ты кричишь? Тебе отдохнуть надо…

— Отдохнуть?! Да причем тут отдых?! — я стоял под ледяной струей воды и покрывался «гусиной кожей», — я хочу одного, чтобы все понимали — я не клоун, я, блядь, человек. А кто не согласен — пошел на хуй!

— Лужин, хватит орать! — Люся повысила голос и глаза у нее стали блеклые и злые, — ты не на митинге! Мне все равно — в партии ты или не в партии. Я хочу, чтобы у меня в семье было спокойно. А у нас уже не семья, а майдан. Надоело, ушел — ради Бога! Раньше жили, и сейчас проживем. Все, конец разговора. Пошла чай делать. Чай будешь?

— Люсь, Люсь! Подожди… Извини… Вот это мне и надоело. Не жизнь, а херня. Прости меня. Пошли они все в жопу со своими выборами. Чай попьем и махнем на море. Отдохнем пару дней. Все будет хорошо, — я, внезапно, испугался, что Люся не чай идет делать, а выпорхнет за дверь и исчезнет навсегда.

— На море? Врешь опять… Сейчас позвонят — и смотаешься на неделю, как миленький…

— Дай мой телефон, — сказал я решительно.

— Зачем?

— Дай телефон, говорю.

Люся принесла мой «Нокиа», и я немедленно отключил его. Мне этого показалось мало, я снял заднюю крышку, вытащил батарею и сим-карту.

— Вот. Ни кто нас не потревожит, — сказал я Люсе, протягивая детали разобранного аппарата.

— Хорошо, — она улыбнулась, и глаза потеплели, приобрели обычный лазурный цвет, — вылезай, а то посинел весь от холода.

Блаженство — бледное слово, чтобы описать мое состояние. Я погряз в безделье — нежился в джакузи, курил на широкой террасе видом на море, ужинал жареной камбалой, жарко любил Люсю, яичница с беконом на завтрак, Люсино упругое тело, ночные прогулки вдоль дикого пляжа, в тяжелом аромате йода и гниющих водорослей, рассеянное чтение «Фиесты», Люся кутается в пушистый белый халат, глинтвейн для душевного тепла, Люся — мы второй день жили в уютной приморской гостинице, единственные посетители на двадцать роскошных номеров, администратор принял нас за богатых молодоженов и угождал, ненавязчиво, как мог. Времени было много — я пытался писать стихи, сидел с легкой головой над бумагой, даже не взяв в руки любимый «Паркер», потом брал его, вертел в пальцах и рисовал бесконечные узоры, заполняя лист фиолетовыми линиями. Телефоны остались дома, связь с внешним миром была окончательно потеряна, это наполняло сердце удивленным возбуждением, только Андрюху мы предупредили, что уезжаем на море, не уточнив, однако, в какой город. Иногда, мне становилось страшно, казалось, что о нас все забыли — мы уехали, вырвались из общего тела, и рана быстро затянулась, нам больше нет места в общем организме, его заняли соединительные клетки, образовав бледный рубец. По молчаливой договоренности мы не включали телевизор во время новостей, чтобы случайно не наткнуться на знакомые лица, только кусочки фильмов, обрывки дурацких шоу, пока не накатит звенящая печаль, требующая терзать любимое Люсино тело до обморочной усталости. Утром было хорошо, утром весь день впереди, пронизанный ожиданием лени. И днем хорошо. Долгие размышления о том, что заказать на обед, и дрема после вкусной еды. Вечером здорово — темные силуэты рыбаков на пирсе, свист лески и тихо крадется прибой по песку. А ночью Люся мурлычет на ухо что-то сонное, прижимается, уткнувшись носом в ключицу — «Я счастлива».