Эльмира Нетесова - Заложники любви

Ксенья даже покраснела, услышав такое, и поспешила поскорее вернуться в свою комнатушку. Там ее уже ждала Серафима. Она принесла прачке банку варенья к чаю и спросила, понизив голос до шепота:

— У тебя, небось, хахаль появился?

— С чего взяла?

— А зачем нарядилась?

— Устала от траура. Столько лет даже мать не выдержала, давно сняла.

— Оно и верно. Память в душе остается. От нее никуда не деться. Но жизнь идет. С нею тоже считаться надо.

— Ты это о чем? — не поняла Ксюша.

— О банальном. Говорят, к тебе Вася заходит!

— Ну, да! Он ко всем приходит, никого не сторонится. Все его угощают, поят чаем. Да и как без него? Недавно стиральная машина сломалась. Вася быстро починил. А то вон батарея потекла. Опять же сантехника звала. Куда ж деваться?

— Без него, как без рук! Это точно! И все умеет, руки золотые у мужика и характер веселый, покладистый. Так что не упускай его!

— Да Боже упаси! Что несешь, Серафима? Опомнись, он семейный! У него двое взрослых сыновей.

— Дети теперь не живут с родителями! — грустно вздохнула завхоз.

— У него жена есть. Будут и внуки.

— О чем ты, Ксенья? Или не знаешь?

— Не поняла!

— У его жены рак. Она с месяц лежала в больнице. Неделю назад домой выписали. Сама понимаешь, когда это бывает. Недолго осталось человеку мучиться. Развяжет руки Васе, свободным человеком станет сантехник.

— Ну, а я тут причем? — глянула Ксенья на Серафиму, та недвусмысленно усмехнулась:

— Тогда и скрываться не надо.

— Симка! Побойся Бога! Меж нами ничего не было! — покраснела Ксюша.

— Ну и глупая! Все ж мужик! Путевый!

— Мне никакой не нужен. Моего война отняла,— села к столу подавлено.

— Того не поднять. А вот этого из-под носа увести смогут. Оглянуться не успеешь. В городе баб полно, а мужики в дефиците! Ты не упускай!

— Никто мне не нужен.

— Ксюшка! Ты же баба!

— Я никто! Я лишь тень, какая ищет среди вас, живых, свою смерть, а она все убегает и прячется от меня. Я все хочу поймать ее. Но не получается.

— Ты еще не жила!

— Я слишком зажилась и устала среди вас!

— Ксюшка! Да разве плохо жить?

— Мне плохо, потому что моя душа с ним, с моим любимым, а здесь только видимость.

— Не говори чепуху. Оглядись, и ты обязательно кого-то полюбишь и захочешь жить. Вот все мы, случается, мучаемся с мужиками, брешемся, а ночью снова их любим и опять счастливы. Оно простое и очень сложное наше бабье счастье. Его не просто понять и прочувствовать, но без него не сможем жить, рожать детей, любить своего мужчину. К своему счастью каждая идет через боль и муки, потому оно так дорого нам, наше бабье счастье, кто не испытал его, тот прожил зря. Мы все рождаемся, чтоб полностью испытать нашу долю. Ксюшка! Не верь, что она тяжелая! Если бы так, не рожали бы бабы в свет девчонок — будущих матерей! А ведь это счастье! Слышь? Стать матерью! Это радость! Дай Бог тебе познать все это! — пожелала баба.

С наступлением весны работы у женщин прибавилось. На всех этажах уборщицы мыли окна, протирали пыль с радиаторов, сметали паутины, тщательно мыли полы, проветривали комнаты, наводили порядок всюду.

Ксенья допоздна не уходила из прачечной. Казалось, она забыла об отдыхе. В ее комнатушке позднее всех загорался свет, да и то ненадолго. Раздевшись, тут же ложилась спать. Всем было некогда, все куда-то спешили, но куда и зачем? Вот этого не знал никто.

Так и в этот день с самого утра у каждого нашлась куча дел и все неотложные, горящие. Некогда присесть, перевести дух, перекинуться словом.

Лукич принимал новых жильцов, распределял их по комнатам, вносил данные в журналы, в карточки. Тут уж ни до бесед, сразу восемь человек прибыли. Объяснил правила, требования, указал комнаты, койки. Торопился человек. Вспомнив, показал столовую. Что-то тревожило Титова. И хотя видимых причин для волнения не было, никак не мог взять себя в руки. Ну, вот выскакивает сердце, молотит так, что виски гудят. Только присел, телефонные звонки посыпались один за другим. А тут Вася вошел в кабинет. Стоит у двери, с ноги на ногу переминается. Титов указывает сантехнику на стул, мол, пройди, присядь на минуту, дай телефонный разговор закончу. Сантехник на часы указывает, мол, времени в обрез, ждать некогда.

Едва Лукич положил трубку, сантехник, словно ушат холодной воды на голову вылил:

— Жена умерла. Отпусти на похороны...

— Погоди чуть. Мы ж помочь тебе должны,— спохватился комендант, едва опомнившись от шока.

— Мне ждать некогда. Нужно с могилой разобраться, гроб заказать, одежу подготовить, поминки сделать, кто кроме меня все справит?

— Да сейчас поможем! — вызвал Серафиму, Поликарповича, объяснил куда обратиться, что сделать. Собрал всю обслугу, сказал, что надо помочь человеку деньгами и первым положил на стол деньги от себя. Никому не пришлось повторять дважды.

Василий, увидев, что Лукич взял на себя все заботы по похоронам, вышел из кабинета во двор. Там тихо, никто не снует перед глазами, все толкутся у Лукича, а тут можно перевести дух, побыть наедине с самим собой, привести в порядок мысли и нервы. Вот только как это сделать?

Бегут из глаз слезы. Их никак не остановить. Ну, что за напасть! Человек вытирает непрошеную мокроту, а она сильнее льет. Не приведись кто увидит эту бабью слабость, прикладывает платок к глазам. Вот конфуз. Люди не поймут.

— Ну, чего рассопливился? Умерла жена. Это не новость. Другие тоже родню теряют. И им нелегко приходится. Как-то переносят горе, а я вовсе расклеился, хотя знал все заранее. Врачи предупреждали. Но почему-то не верилось. Думал, обойдется. А не вышло, беда саданула без промаха. Жена иногда обижала. Не понимала, ругала, но все годы оставалась самым родным человеком. Как теперь жить без нее? — думает Василий, ухватившись за стену.

Невольно вспомнились последние ее слова, сказанные уже под утро:

— Ты прости меня, Вася! Все мы грешные. Но я любила тебя! Знаю, что не поверишь. А зря. Ты и там, на небе, будешь со мной. Я дождусь тебя...

Человек пытается удержаться, но ноги предательски дрожат, подкашиваются. Нет сил устоять и удержаться. Крутятся перед глазами деревья и двор, нечем дышать, нет сил крикнуть и позвать на помощь.

Он сполз по стене, упал на землю, раскинув руки, уставившись в небо остекленевшим взглядом.

— Вась! Ты чего тут лежишь? Простынешь на земле вот так-то. Холодно еще, вставай, пошли,— взяла за руку сантехника Ксюшка и, почувствовав, что мужик умер, закричала от страха, ворвалась в вестибюль.

— Он умер! Насовсем его нет! Ушел Вася! — орала прачка в истерике.

— Ведь вот совсем недавно в кабинете сидел. Все было нормально. И вдруг умер! — растерялся Лукич, побледнев до неузнаваемости.

Немного поработал Вася в общежитии, но к нему успели привыкнуть и полюбить. Его запомнили. Много людей провожали человека на кладбище. Никто не сказал ему вслед ни одного плохого слова.