Перихан Магден - Компаньонка

— Не нужно. Ты же знаешь, две ночи подряд я проблем не создаю. Делаю перерыв.

Мы, обнявшись, желаем друг другу спокойной ночи и расходимся. Немного брожу по палубе. Сердце стучит: не хочу видеть, как он возвращается на корабль в обнимку с ней. Закрываюсь у себя в каюте. Чемодан смотрит на меня, как чудовище с открытым ртом. Все — как обычно. От этого тоже больно.

Гудок, шум… Корабль поплыл. Мы отплываем из Марселя. Теперь он на корабле. Придет ли он ко мне?

Сон! Приди и успокой меня! Вразуми меня. Или делай со мной, что хочешь, будь кошмаром, но только бодрствовать я больше не могу. Вижу коробочку со снотворным. Глотаю несколько таблеток, запивая водой.

Проходит некоторое время. Таблетки не действуют. Ворочаюсь на кровати. Только удается немного расслабиться, как в дверь кто-то скребется.

— Кто там? — спрашиваю, затаив дыхание.

— Я! Дональд!

Сердце обрывается. Бегу открывать. Он намного выше меня. Обняв меня, он наклоняется к моей шее и так замечательно целует меня… Валимся на кровать. Занимаемся любовью — сначала яростно и бешено, потом медленно и нежно. Засыпаю, положив голову ему на грудь и ноги ему на ноги… Сплю. Сплю рядом с ним.

Колочу его между ног. Колочу яростно, изо всех сил. Я между сном и явью, но это не мешает мне бить его. Раз, еще раз. Он в ужасе выскакивает с кровати. Он так изумлен, что я могу прочитать боль на его лице.

— Что случилось? Тебе приснился плохой сон?

Ах, куриные твои мозги! Да, мне снился плохой сон: это ты! С ненавистью смотрю ему в лицо.

— Что случилось, милая? Что-то произошло?

Я с яростью сбрасываю со своего плеча его руку.

— Что с тобой происходит? Может, скажешь?

— Одевайся и пошел вон из моей каюты!

Он начинает одеваться. Ясно, что продолжения спектакля он ожидать не намерен и уйдет, не затягивая. У него нет желания блуждать в темных дебрях моего подсознания. «Совсем чокнутая!» — единственное, что способен понять его куриный мозг.

— Хочу поздравить вас с вашим безграничным успехом у всех женщин этого корабля. Хвалю за сообразительность — и как это вы умудрились успеть, едва выскочив из моей кровати, на свидание с другой женщиной? Я поражена. Если у мужчины мало мозгов, то обычно хорошие физические способности и неуемный аппетит.

— Что ты несешь?

— Зубы мне не заговаривай! То, что ты слышишь — еще самые нежные слова, из тех, что ты заслуживаешь. Стоит только напрячь отсутствующие мозги — и ты поймешь, о чем я.

— Зачем ты меня обижаешь? Что я тебе сделал? — рот его приоткрыт от изумления.

— Ты можешь делать мне больно, можешь унижать меня, уродовать — мне наплевать. Но ты мне лжешь. Это страшно. Хорошо, что я тебе всыпала, мало еще. Пусть эти побои были отвратительными, уродливыми, ужасными — но они были от меня. Они были моими. Ты тянешь меня в мир, которому я не принадлежу и которому не хотела бы принадлежать даже в кошмарном сне. А ты тащишь меня в свою грязь, как магнит.

— О чем ты говоришь?

— Слушай меня внимательно. Твой вопрос — он из твоего мира. Я говорю то, что говорю. Ни больше ни меньше. Все ясно. Включай мозги. А если не понимаешь — заведи себе какую-нибудь Мэри Джейн.

— Ах, значит, проблема в том, что вчера мы ходили с Мэри Джейн в Марсель? Я ей давно обещал это и не подумал, что выполнить давнее обещание — большое преступление.

— В твоем мире приходится принимать на веру такие вот логичные доводы.

— Ты, наверное, ужасно ненавидишь мужчин. У нас с Мэри Джейн не было ничего такого, что могло бы вызвать такую реакцию.

— Убирайся! Мне твой третьеразрядный психоанализ не нужен!

Он унижен, обижен, обозлен. Сохраняя удобное случаю молчание, выходит.

Возвращаюсь в кровать и засыпаю, как младенец.

Просыпаюсь от каких-то дурных мыслей. Что-то мешает. Сначала пытаюсь вспомнить, что именно со мной произошло. Все слова, точки, запятые, точки с запятыми. Мимику, движения, сцены. По мере того, как я просыпаюсь, все это медленно загружается у меня в голове, как в старом компьютере. Если расположить все по порядку, найти всему объяснение и успокоиться, то получится вообще все забыть. Не нужно перемалывать все вперемешку, нужно все разложить по местам…

С первой секунды пытаюсь вспомнить все произошедшее — как я проснулась и начала колотить его. Теперь мне стыдно — зачем я это сделала? Почему эти гадости вырвались у меня? По мере того как я все вспоминаю, стыд и раскаяние нарастают и, превращаясь в огромное чудовище, начинают меня терзать. Теперь я думаю, что если бы я сняла фильм, я бы вырезала эту сцену, если бы я писала роман, вырвала бы эти страницы. Но в жизни пленку назад не отмотать. Жизнь всегда говорит нам: «Теперь терпи все то дерьмо, которое ты сама устроила!»

Вспоминаю. Я проснулась от того, что начала пинать его во сне. Наверное, так и было. Но была ли я не права? Нет!

Хочу к нему. Хочу быть с ним — заниматься с ним любовью, спать рядом с ним, смотреть на его лицо.

Значит, я была не права. Я такая слабая.

Ах, вернуться бы сейчас к первому его слову!

— Что случилось? Тебе приснился плохой сон?

— Да, сейчас не вспомнить, но сон был очень страшный. Извини. Обними меня покрепче, и мне сразу станет лучше.

Бросаюсь в ванную. Мне настолько отвратительно, что не получается плакать. От воды жестокий мотылек раскаяния только расправляет крылышки. И этими крылышками он разрывает мне сердце. Вот он засунул в рот часть моей печени, разорвал на части кишечник, кусочек сердца сунул за щеку.

Выскочив из ванной, прижимаю к лицу полотенце. Глазам и сердцу так больно, будто в них попало по крошечной льдинке, как в сказке. Тру полотенцем глаза, но льдинку не вытащить. И больно, и не больно. Я права. Или не права? Слышу, как открылась дверь каюты. Неужели он вернулся? Неужели он меня понял и простил?

— Приветики! Мы в Барселоне! Ты не проголодалась?

Девчонка!

— Достань мне серую рубашку из нижнего ящика!

Но вся моя одежда в чемодане. Сейчас она увидит, что я собрала вещи. Ладно, мне наплевать. Я так расстроена, что мне наплевать на ее нервы. Если хочет, пусть бесится. У меня в душе для нее осталось ни сантиметра.

— А ты, оказывается, все убрала из ящиков. Не могу ничего найти.

— Посмотри в зеленом чемодане. Он на полу.

Она молча протягивает мне рубашку. Молчание у нее не к добру. Выхожу из ванной.

Начинаю красить глаза, чтобы мое душевное состояние не выдали темные круги, которые появляются там в горестные минуты. Замазываю кожу под глазами светлым тональным кремом. Она стоит ужасно расстроенная. Заканчиваю делать макияж. Получилось плохо. Иду в ванную, смываю краску с лица. Девочка во все глаза смотрит на меня, кажется, вот-вот расплачется. Улыбаюсь ей: