Ник Хорнби - Как стать добрым

— Смотри! — изогнулся он передо мной так ретиво, словно я королева, а он — какой-то полоумный роялист.

— В чем дело?

— Моя спина. Я уже совсем ее не чувствую. Никаких болей.

— Ты ходил к Дану Сильвермену? — Дан Сильвермен — остеопат, которого нам порекомендовали в поликлинике. Я уже несколько месяцев пыталась убедить Дэвида, чтобы он посетил его. Нет, пожалуй, даже несколько лет.

— Не ходил. Никуда я не ходил.

— Так что случилось?

— Я сходил к кое-кому другому.

— К кому же?

— К одному парню.

— Какому парню?

— В Финсбери-парк.

— В Финсбери-парк?

Вообще-то у Дана Сильвермена практика на Харли-стрит. [8] Лондонская улица, на которой находятся приемные ведущих частных врачей-консультантов. В переносном смысле Харли-стрит — «медицинский мир». А в Финсбери-парк, насколько мне известно, нет улицы с таким названием.

— Где ты его нашел?

— По объявлению в газете.

— По объявлению? И что же у него за квалификация?

— Ровным счетом никакой.

Произнесено это было с изрядной долей воинственности. Еще бы: медицинская квалификация — единственное, в чем он не может тягаться со мной, а стало быть, эта область заслуживает презрения.

— Так, значит, ты доверил свою спину некомпетентным рукам. Благоразумное решение, Дэвид. Он же тебя искалечил на всю жизнь.

Дэвид снова принялся демонстративно кланяться и сгибаться, принимая разные позы.

— Ты видела когда-нибудь такого калеку?

— До сегодняшнего дня — нет. Но еще никто не вылечивал больную спину за один сеанс.

— Да, естественно, никто не может этого. А вот ГудНьюс смог.

— Что еще за «Добрые Вести»? [9] GoodNews (англ.) — добрые вести.

— Это его фамилия. ГудНьюс — большая литера «Г» и большая литера «Н», а в целом получается диджей ГудНьюс. Так его имя звучит полностью.

— Так он, значит, диджей, а не доктор.

— Доктор — это его призвание. Просто раньше он работал в клубах и дискобарах, обслуживал вечеринки и прочее.

— Всегда полезно знать, куда потом обращаться с жалобой. Ну ладно. Значит, ты встречался с человеком, называющим себя ГудНьюс.

— Когда я пришел к нему, я еще не знал, что его зовут ГудНьюс.

— Интересно, о чем же тогда извещало его объявление?

— Не помню дословно, что-то вроде: «Болит спина? Вылечу за один сеанс», и потом телефонный номер. И все.

— И это произвело на тебя такое впечатление?

— Да. Конечно. Само собой. А в чем дело? Почему это не должно было произвести на меня впечатления?

— Как бы этот ГудНьюс не оказался шарлатаном.

Дэвид, надо сказать, вплоть до этого самого дня не признавал альтернативной медицины: гомеопатии, магии, иглоукалывания и прочего. Он ожесточенно спорил на эту тему как со мной, так и с читателями своей газетной рубрики. Дэвид, между прочим, безумно консервативен во всем, кроме политики. Как я заметила, есть люди, которые готовы лезть на стенку, когда речь заходит о возвращении смертной казни или репатриации афрокараибов на их историческую родину, но в то же время проявляют полнейшее равнодушие к тому, что творится у них за спиной, в их почтовом округе. Ведь они — либералы, и их поднакопившаяся злоба должна выйти совсем через другие отверстия. Вы можете прочитать их мнение в рубрике «Письма наших читателей» на страницах либеральных ежедневок, где они обливают помоями фильм, который им не понравился, или комиков, которых они посчитали не смешными, или женщин, которые носят платки не там, где бы хотелось. Иногда мне кажется, что Дэвиду было бы проще, живи он во время грандиозной политической перестройки: ведь тогда он мог бы изливать свой гнев на гомосексуалистов и коммунистов, а не на гомеопатов, стариков в автобусах и ресторанных критиков. Ведь очень нелегко спускать накопившийся пар в столь крошечные выходные отверстия.

— Я не понял, о чем ты. Какая еще «альтернативная медицина»? Как ты его только что назвала?

— Он давал тебе какие-нибудь препараты?

— Ни-ка-ких.

— Похоже, ты именно это и искал. Человека, который вылечит тебя не прибегая к лекарствам.

— Да при чем тут это? Главное — он вылечил меня. В отличие от бесполезной государственной службы здравоохранения.

— А сколько раз ты ходил на бесполезное прогревание? Сколько раз тебе делали бесполезный массаж?

— Не важно. Все равно это бесполезно.

— И что сделал с тобой этот парень?

— Просто немного растер мне спину и отправил назад. Вся процедура заняла десять минут.

— И сколько это стоило?

— Двести фунтов.

Я уставилась на него:

— Ты шутишь?

— Нет.

Дэвид гордился столь смехотворным счетом, выставленным ему за лечение, — это я могла прочитать по его лицу. Раньше он бы просто рассмеялся (если не ударил) в лицо неквалифицированному шарлатану, который хочет слупить с него две сотни за десятиминутный труд, но теперь ГудНьюс (это имя станет постоянной темой разговоров) превратился в боевую единицу на нашем с Дэвидом поле битвы. Мне кажется, двести фунтов — слишком большая сумма, именно поэтому он с ликованием ее и выплатил. Извращение логики, если задуматься, — тревожная вещь, потому что чем все это может кончиться? Вполне возможно, например, что Дэвид в конце концов возьмет да и продаст детей какому-нибудь клубу педофилов, чтобы только пополнить бюджет на лечение и досадить мне. Нет, на самом деле Дэвид любит детей, но меня-то он ненавидит по полной программе.

— Двести фунтов! — воскликнула я.

— Причем с гарантией. Если что — я могу прийти снова и опять получить исцеление.

— Но он же все сделал с первого посещения. Какой тебе смысл ходить туда постоянно?

— Вот почему он заламывает такую цену. Это стоит денег.

Дэвид снова кланяется и разгибается, вызывающе мне ухмыляясь. Я мотаю головой и иду искать детей.

Позже, когда все семейство собралось у телевизора, я в очередной раз удивилась царящей в доме привычно домашней атмосфере. Словно ничего и не произошло: не было ни Стивена, ни проблем с Дэвидом — ничего. Жизнь катилась по ровной колее. Мы мирно сидели с тарелками у телевизора и смотрели «Прогулки с динозаврами». Этот семейный ритуал напоминал отчаянно смелый, закаленный пустынный цветок, готовый распуститься на самой негостеприимной почве.

Дэвид, впрочем, не оставлял попыток разрушить гармонию — сначала он улегся на пол и стал «качать пресс» (размер талии и общая физическая форма приводили Дэвида в едва ли не большее расстройство, чем спина), одновременно восхваляя способности ГудНьюса, но тут на него зашикали дети, чтобы не мешал смотреть телевизор, и тогда Дэвид стал прикалываться над текстом ведущего.

«Три недели спустя, — вещал Кеннет Брана, — самцы возвращаются для новой попытки спаривания».