Ник Хорнби - Как стать добрым

Это, попыталась я втолковать ему, значения не имеет, поскольку речь идет не об оценке имущества в доме Эдда — Уэнди, а о принципиально другом. Так что его рассуждения в высшей степени нелогичны. Обратив внимание Робби на ущербность его логики, в результате я добилась немногого. Однако после короткой энергичной беседы с Обезьяной он решил, что Уэбстер-роуд — место не для него. С тех пор мы Робби больше не видели.

Вскоре новости о происшествии облетели всех, и многие соседи изъявили желание поговорить с нами. Но список оппозиционеров возглавил Майк. Он первым нанес нам визит.

— К вам-то какое это имеет отношение? — тонко заметил Дэвид.

— Что-о? Уж не думаете ли вы, что я буду терпеть тут воровскую малину по соседству?

— Вы даже не знаете, кто живет рядом с вами, — мирно сказал Дэвид. — Вы судите того, с кем даже нисколечко не знакомы.

— Вы перепрыгиваете с одного на другое, — сказал ГудНьюс, с удовольствием употребив новое словечко из своего лексикона. — А мы — нет.

— Что-о? Так я, по-вашему, должен ждать, пока меня обчистят?

— Почему бы нам не устроить встречу и не поговорить по душам? — предложил Дэвид.

— Какого рожна? Что это даст?

— Необходимо пощупать пульс общественного мнения. Посмотрим, что скажут остальные.

— Мне по барабану пульс общественного мнения и мне по барабану, что думают остальные.

— Но ведь это нельзя назвать мнением человека, который живет в обществе, Майк.

— Мне по барабану общество — я в нем не живу. Я живу в собственном доме. Среди своих вещей. И хочу, чтобы они остались при мне.

— Ладно. Допустим, вам представится возможность высказать это всем на общем собрании.

Вряд ли такое предложение способно было остановить разъяренного мастодонта.

— Высказать! Выразить! Зачем они вообще появились здесь, чтобы у нас возникла необходимость выражать и высказывать?

— Где же, по-вашему, им полагается быть?

— В ночлежке, в приюте, в общежитии, у черта на куличках — мне какое дело?

— А вот мне есть дело. Очевидно, мне судьба этих детей не безразлична, раз уж я этим занялся.

— Ну и занимайтесь, мне-то плевать. Я заниматься этим не собираюсь.

— Что же вы тогда так разошлись, Майк, что вы разоряетесь?

Это был первый серьезный вклад ГудНьюса в дебаты, и он оказался самым провокационным: Майк был уже близок к тому, чтобы применить физическую аргументацию. Наводящие вопросы, вместо того чтобы остудить пыл, только еще больше взбесили его. В этот момент, должна признаться, я заколебалась, чью сторону принять. Конечно, Майк мне был глубоко несимпатичен, однако, с другой стороны, и Дэвид, и ГудНьюс явно нуждались в хорошей взбучке, потому что иного выхода из создавшегося положения просто не было.

— Послушайте, — сказал Дэвид, отодвигаясь от края пропасти, к которой только что подошел. Судя по тону, в нем проснулся миротворец. — Я понимаю, что вы обеспокоены. Но, заверяю вас, беспокоиться не о чем. Пожалуйста, приходите на встречу с остальными и послушайте, что они скажут, — а им есть что сказать, особенно детям. А если произойдет что-то еще из ряда вон выходящее вроде последнего происшествия, что ж, тогда я признаю, что неправ, и мы придумаем что-то другое. Идет?

Этого оказалось достаточно: Майк успокоился и согласился зайти в следующий раз, хотя, подозреваю, у Дэвида были и другие варианты развития событий и он собирался пойти иным путем, прежде чем внял соседским доводам.

С тяжелым сердцем мы принялись готовить запас сырной соломки для очередного сборища в нашем доме.

Довольно умилительное зрелище представляли собой дети, явившиеся под ручку со своими новыми покровителями. Они робко застряли в дверях, прямо как детвора, приглашенная на день рождения, а когда наконец зашли, все уставились в пол, между тем как взрослые с гордостью принялись представлять своих воспитанников.

— Это Сэс, — сказал Ричард, «голубой» актер из «Билла».

Сэс оказалась стыдливой восемнадцатилетней девушкой из Бирмингема, прибывшей в Лондон пару лет назад, после того как была изнасилована своим отчимом. Она хотела выучиться на медсестру, но вместо этого ей пришлось поработать на панели. Косичками и застенчивостью она напоминала девятилетнюю девочку, но глаза у нее были как у зрелой женщины, немало повидавшей на свете.

Ни у кого бы, включая Майка, не поднялась рука на это трогательное существо. Слишком многое довелось испытать ей в жизни.

Мартина привела Тиз, прыщеватую толстушку, которая все время жалась к своей благодетельнице.

Роз и Макс привели собственную дочь Холи, а вместе с ней ее новую лучшую подружку Энни — самую старшую из всех недавно прибывших на нашу улицу. — Ей было примерно двадцать два, и одета она была явно в вещи Роз — длинное платье с цветочками и пару босоножек с блестками.

Крэйг, которого привели Роберт и Джуд, был в костюме — судя по всему, тоже с чужого плеча — и сиял прилизанными после душа волосами. Он также производил впечатление тихого, застенчивого мальчика. Это больше всего поразило меня во всех детях — когда они вошли, вид у них был такой, точно они уже немало повидали на свете и в то же время еще не видели практически ничего, кроме грязных подворотен. Казалось, Уэбстер-роуд стал дня них каким-то новообретенным раем с ванными и душами, в которых они теперь смывали остатки той прошлой жизни, тот прежний опыт, что запечатлелся на их телах и еще просвечивал во взглядах. Теперь они выглядели почти так, как и подобало выглядеть детям, к которым мир оказался более щедрым.

Майку даже рта не дали раскрыть. Макс рассказал ему, как лично его только обкрадывали трижды за последние пару лет, так что на самом деле нет никакой разницы — живут воры по соседству или на другом конце города. Мартина заверила Майка, что она полтора десятка (точнее, четырнадцать) лет прожила в полном одиночестве, и, если их компания с Тиз распадется, она будет глубоко огорчена. «Я бы пошла искать другую Тиз», — сказала она, правильно выговорив только последнее слово — имя своей избранницы.

Сэс выступила последней. Оратор из нее оказался весьма скромный: она стеснялась, краснела, не отрывала глаз от туфель, все время останавливалась и сбивалась. Но главное, что она хотела сказать, поняли все без исключения: она ни за что не хотела бы упустить своего шанса в жизни — она страстно желала остаться с Саймоном и Ричардом, поступить в колледж, сдать экзамены и ни за что не возвращаться к прошлому, как бы ни сложилась ее жизнь. А этого Робби она бы просто убила, потому что знает, что могут теперь подумать о них люди. И еще она добавила, что, если это случится в другой раз и кого-то на этой улице ограбят свои, она лично будет выплачивать ущерб потерпевшему, пусть на это уйдет остаток ее жизни. Когда Сэс закончила Ричард обнял ее, а все остальные зааплодировали. Майк отправился домой несолоно хлебавши, с таким видом, словно его уличили в том, будто он ограбил собственный дом и попытался скрыться.