Марина Яковлева - Баллада о Розеттском камне

— Белые? Как из больницы?! — усмехнулся замдекана. — Завтра по всему институту студенты развесят объявления: «Внимание! Внимание! Вчера ночью из психлечебницы номер пять сбежало четверо сумасшедших! Среди них девушка!»

— Да как же они узнают?!

— Господь с вами, староста! Студенты все знают! Итак, какие будут еще предложения?

— Уговаривать я никого не собираюсь. Можете идти в рванье.

Вскоре все в белых халатах стояли внизу.

— А вы знаете, староста, — начал В. Н., помогая Леночке выбраться через окно аудитории первого этажа, — простейшую модель, на которой можно показать, как видится один и тот же объект в разных системах отсчета? — И привел в пример дом у Экзюпери: — «Я видел красивый дом из розового кирпича…» — это одна система отсчета. И: «Я видел дом, он стоит сто тысяч франков», — это тот же самый дом в иной системе отсчета…

…шарф развязался и соскользнул вниз…

…мы стояли на Эйфелевой башне в Париже и бросали вниз: я — камень, а он — шелковый шарф… и время нашего пребывания в Париже было — Покуда Шарф Не Коснется Земли…

Мать друга Эйнштейна вспоминала: как-то раз Эйнштейн пришел к ним простуженный и повязанный каким-то странным шарфом, оказавшимся дорожкой с комода — скромным украшением комнаты, что снимал он у гладильщицы.

…первая жена Эйнштейна была сербка, Милева Марич…

Леночка стала студенткой факультета кибернетики — а всего-то и требовалось, что забрать документы, выйти из игры.

Как устали глаза! Нет-нет, не улетайте! Это просто давление изменилось! Мы это даже на работе сегодня обсуждали! Еще наша сотрудница забежала рассказать, как она съездила с мужем в театр…

— Вы представляете?! Едем мы с мужем в метро, и вдруг на «Академической» входит белая с негром! Вы представляете?!

— Ну и что?!

— Нет, вы послушайте! Он ее за руку держит!

— И что же?

— Нет, вы меня не поняли! То ли вы меня не понимаете, то ли я вас? Негр! С белой! Он! ее! за! руку! держит!!!

— Может, они любят друг друга?

— Нет! С вами невозможно разговаривать! — Уходит, хлопнув дверью. Общий хохот.

Начальник. Поразвлекались, теперь начинаем работать. Через пять минут включат машину.

Кто-то (зачитывает вслух из газеты): «В Югославии производится слив по полкило на каждого жителя планеты…»

Голос. Где мои полкилограмма?!

Эх, Югославия… Ох, Югославия! Что же ты вспомнилась мне?

Если вы поняли так, что я когда-нибудь там была, вы меня неверно поняли. Я знаю только, что это чудесная страна у моря, у Адриатического моря, которое там называют Ядран. В этой стране живут югославы — сербы, хорваты и другие национальности — и все они отличные ребята.

…первая жена Эйнштейна была сербка…

Петр… Какое прекрасное имя! Какое чудное, властное, краткое имя! Какое волшебное имя! Да. Да…

— Это все очень хорошо, но при чем здесь сербы и хорваты?!

— Про теорию относительности было обещано?

— Было.

— Было выполнено?

— Ну в общем-то да.

— А теперь будет сверх плана — про сербов и хорватов.

— Ну, неужели нельзя сюжет какой-нибудь дать?! Ввести героя, пусть у них будет с Леночкой любовь, а в конце намекнуть, что они поженятся?! Вещь сразу зазвучит, неженатый читатель тоже захочет создать семью!..

— Нет.

— Я вам такие идеи подкидываю, и хоть бы спасибо!.. Тогда так: если про любовь не будет, не стану дальше читать.

— Хорошо… Пойдем на взаимные уступки: у Леночки будет любовь с хорватом.

— Да отчего же с хорватом?!

— Ну, тогда с сербом. Но эта моя уступка — последняя. Не хотите читать дальше — отдайте мою книгу!

— Как?! Еще ведь про Клеопатру не было!.. Но все-таки: почему же с сербом?!

— Вот читатель пошел!.. Поймите же, это только вы можете позволить себе спрашивать все что угодно. Я же нахожусь в положении фокусника: чтобы показать фокус, нужно иметь определенный набор предметов — коробочки и ящички с двойным дном, потайные карманы, ловкие руки, — иначе фокус не удастся. Я хочу понять для себя, в чем же смысл жизни. Если у меня не будет теории относительности, постулатов буддизма, серба — ответа не получится, все развалится.

— Давайте-ка лучше про Леночку с сербом.

— Вы уже согласны на серба?

— Да хоть на черта, лишь бы про любовь!

Петр… Какое прекрасное имя (звезда в небе изменила цвет). Вам… вам тоже нравится? Вы хотите, чтобы я рассказала? Вы хотите услышать о человеке, которого звали Петр? Что ж…

Он был громадного роста, с длинными, темными, чудесными волосами. Усы у него, конечно, тоже были. Он был царь. Я рассказываю вам о нашем царе, Петре Первом (звезда побагровела). Это был великий человек! Денно и нощно заботился он о славе отечества, повсеместно насаждая культуру! В Эрмитаже есть специальный зал, посвященный его памяти, и там — люстра, изготовленная им собственноручно!.. Узнав, что в Риме при раскопках найдена статуя Афродиты, он дал указ немедленно купить ее и отправить в Петербург… (отчего же я говорю все быстрее и быстрее?! Звезда стала совсем черной…) Не улетайте! Я согласна! Я расскажу! Раз уж так получилось, я расскажу… У одного итальянца сказано: «Я, писавший лишь по той причине, что печальное время не позволяло мне действовать…» Я буду рассказывать лишь по той причине, что нет другого выхода. «Пред нашим представленьем мы просим со смиреньем…» Предупреждаю, что говорить буду путано — это свойственно мне. Мало того, сбиваясь с пути, буду увязать в словесных дебрях, и вы должны будете давать это понять, не стесняясь (мне, как одному из главных рассказывающих лиц, а иногда даже замешанному во всей этой истории, трудно разобраться, что здесь важно и что — не очень. Нельзя допускать, чтоб сухой, упавший с дерева листок имел такой же вес, как слово, взгляд, дело).

В моей истории не ищите поучительного. Поучения скучны. Я буду рассказывать о том, что меня волнует, не поучая, но ища сочувствия. Моя история называется «Сказка о красной карете». Слушайте и будьте готовы к тому, что я обязательно перепутаю эпизоды, забуду важные детали, перевру конец. Одно могу утверждать смело: нечто подобное когда-то было, пусть не со мной и не совсем так.

Жила-была девушка…

— А как ее звали?

— Лена. Елена. Елена Владимировна. Имя было у нее как музыка…

— А на какие средства она жила?

— Окончила институт и работала.

— Кем?

— Золушкой.

— Сейчас таких работ не бывает!

— В другом смысле: очень плохо она работала! Как будто золу из печки выгребала. А люди рядом с ней не догадывались, кто она, и думали, что это обыкновенный инженер. Но хватит о Елене Владимировне. Цвет волос или глаз ничего не изменит. Звали ее хорошо, а работала она плохо. Души в свою работу она не вкладывала — вот суть. А цвет глаз — что он может изменить?!