Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2004)
- Название:Новый Мир ( № 9 2004)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2004) краткое содержание
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/
Новый Мир ( № 9 2004) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В. Я. Коротко о книгах. — “Сибирские огни”, Новосибирск, 2004, № 4.
Приведу целиком одну аннотацию на книгу, которую я в глаза не видел и вряд ли увижу, — “Собор стихов. Стихи-свидетельства о пути к Христу, написанные поэтами Кузнецкого края” (Кемерово, 2003). “„Настоящая поэзия соединяется с молитвой, а вернее, переходит в молитву”, — пишет в предисловии к книге один из ее составителей, Борис Бурмистров. Таких стихов из двух тысяч было отобрано за три года работы более четырехсот, которые распределились по семи главам. От отчаяния к страданию и покаянию, к обретению веры — таков „сюжет” этой необычной книги, навеянной не только откровением свыше, но и современностью. „Собор поэтов” этой книги состоит из почти девяноста поэтов, чьи жизнь и судьба связаны с Кузбассом”.
В. Я. — это, видимо, Владимир Яранцев.
Евгений Яшин. Бой с тенью. Полемические заметки русского интеллигента. — “День и ночь”, Красноярск, 2004, № 1-2.
“Однажды Андрей Дмитриевич поступил в [областную горьковскую] больницу во время политической голодовки, являющейся протестом против запрещения Е. Г. Боннэр (его супруги) выехать за рубеж к детям. Мне довелось наблюдать его в начальный период голодовки, во время его искусственного кормления и во время выхода из состояния голодания. Многое забылось, но один эпизод я помню отчетливо. Я, пожалуй, был единственный врач, остававшийся с Сахаровым наедине во время исследования. Как-то Андрей Дмитриевич появился в моем кабинете с повязками на локтевых сгибах, причем сквозь бинты проступала свежая кровь. Заметив мой сострадательный взгляд, он сказал: „Вот, Евгений Алексеевич, начали насильно кормить”. Он еще хотел что-то сказать, полагая, должно быть, что мы одни, но я показал ему жестом необходимость молчания и быстро написал на клочке бумаги: „Здесь все прослушивается”. Он печально кивнул головой и более не пытался расширить уровень контакта. Насколько я помню, это была, пожалуй, самая стойкая и длительная голодовка, так что пришлось даже прибегнуть к искусственному кормлению через зонд, что в дальнейшем привело к возможности серьезных осложнений, опасных для жизни. Я говорю здесь об эпизоде с возникновением опасности пролежней пищевода от длительно зафиксированного желудочно-кишечного зонда. К счастью, все кончилось благополучно: зонд убрали, и пациент стал выходить из голодания. К тому же требования его были удовлетворены на самом „верху”. Навещая его с этой новостью в отделении, его жена не удержалась и станцевала „цыганочку””.
Составитель Андрей Василевский.
“Вопросы истории”, “Вопросы философии”, “Вопросы литературы”,
“Дружба народов”, “Знамя”, “Звезда”
Михаил Айзенберг. Кустарные виды. Стихи. — “Знамя”, 2004, № 6 .
......................................
Если память врет, то себе во вред.
Своему сознанию я не верю —
не позор ему нарушать запрет
и, спасаясь, в лес уходить как зверю.
Но, обнюхав собственные следы,
отойдет сознание без возврата
в те края, откуда и мы, и ты.
А без нас уже ничему не радо.
(Из стихотворения “Памяти Леонида Иоффе”)
Светлана Алексиевич. Непрозрачный мир. Две беседы о злободневном и вечном. — “Дружба народов”, 2004, № 6 .
Из первой, проведенной Натальей Игруновой: “Вот прошли президентские выборы в России. Если бы я была русским человеком, я бы голосовала за Хакамаду. За ее смелость, за ее умение принять вызов, даже за сам типаж — энергичной, эрудированной, независимой женщины, которой интересно жить в полную силу. Но как же надо не понимать, где человек живет, как выглядит и что о нем думают, чтобы „гулять” перед объективами телекамер в каком-то шикарном ресторане, выходить на глазах униженной России в шикарной одежде из роскошной машины… Это же означает подписать смертный приговор демократии. Собственно, они себе его уже подписали — поражение СПС об этом и говорит”.
Сергей Гандлевский. [Ответ на вопрос анкеты]. — “Знамя”, 2004, № 6.
Анкета называется “Либерализм: взгляд из литературы”. Отвечало много народу. Анкете предшествовали и статьи на близкие темы, публиковавшиеся в последнее время в “Знамени”. Ответ Гандлевского на первый вопрос — случай, когда одной ключевой цитатой не обойдешься.
Вопрос:
“Слова „либерал” и от него производные стали определенной частью литературных критиков нового призыва употребляться как бранные, а слово „консерватор” перестало соответствовать своему содержанию. Каковы особенности и в чем причина нового антилиберального давления на либеральные ценности в современной словесности? Разочарование? Поколенческое противостояние? Компрометация либеральных идей?”
Ответ:
“<...> Либерализм, как я его понимаю, не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Он в принципе лишен метафизического пафоса, потому что либерализму нет и не должно быть дела до предельных запросов жизни. Это род смирительной рубашки, которую сшило себе человечество, заметив за собой обыкновение время от времени впадать в буйное помешательство, отягченное членовредительством. Это всего лишь правила проведения общественной дискуссии, при соблюдении каковых высказаться могут все желающие стороны, а оставшимся в меньшинстве гарантирована неприкосновенность. При условии, разумеется, что проигравшие примут к сведению сложившийся расклад сил и не посягнут на сами правила проведения дискуссии, то есть собственно на либерализм. (Например, в либеральном Израиле сторонники коммунистического образа жизни могут жить в маленьких оазисах коммунизма — кибуцах, а ортодоксальные иудеи, не признающие светского государства, тоже не загнаны в подполье. Маловероятно, что коммунисты или фундаменталисты, приди они к власти, уступили хотя бы гектар под заповедник либерализма.)
Но искусство, во всяком случае искусство в моем представлении, просто-напросто не умеет обойтись без метафизики, мается, как проклятое, у самого края бытия, где довольно безлюдно, раз за разом остается в меньшинстве, но свысока смотрит на победителей. У искусства в чести страсть (здесь оно вроде бы не противоречит христианству, считающему „теплохладность” немалым грехом), искусство уже двести лет декларирует „живи, как пишешь, и пиши, как живешь”, — а либерализм, рыбья кровь, гнет свое, настоятельно рекомендуя существование при комнатной температуре.
Налицо разноприродность искусства и либерализма <...>. На такие малости, как религия, искусство, смерть, тщета людского существования, у либерализма как бы не хватает воображения — он слишком положителен и недалек.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: