Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2004)

Афины многоградные — наикраснейший

зачин, Алкмеона сынов

конями сильному роду сей в основу

положенный песни. —

Назову ли какие славнее

и дом, и отечество

из существующих

в Элладе, скажите? —

Все грады собеседуют об Эрехтея

согражданах, коими храм

в Пифоне дивный божественном созижден

тебе, Аполлоне. —

Подвигают меня пять Истмийских

побед, — Олимпийского

Зевса в урочищах

одна, — две при Кирре,

о Мегакле, твоих

предков и самог о. —

Удачей новою

доволен. — Печалиться ль,

что за прекрасным вослед подвигом — зависть? —

Благополучьем прочным процветают мужи

лишь превосходящие, мол,

и то, и другое.

Содержательный минимум таков: именование победителя; величание его рода и места, из которого он происходит, его божественного покровителя; перечень прежних побед, если таковые имелись; прямая или косвенная похвала самой песни; морально-этические наставления. Что здесь отсутствует напрочь? — какой-либо мифологический материал, в объемистых песнях занимающий достаточно большое и центральное место. Героические мифы Пиндар встраивает в победные песни особым способом, напоминающим технику современного кинематографа: никогда не начинает с начала и не доводит до конца, показывает лишь наиболее яркие эпизоды, детально раскадровывая их, и с легкостью переходит от одного к другому, монтируя и как бы склеивая оценочными высказываниями. В ход идут не только общеизвестные, но и местные мифы и семейные предания победителей. Мифотворческая способность эллинов поистине была безграничной, и Пиндар, выступая как интерпретатор старых мифов, подкрепляет ими и без того твердые основания своей поэзии.

У победных песней — четкое строфическое строение. Они состоят либо из параллельных триад, где строфа и антистрофа имеют одну метро-ритмическую структуру, а эпод — другую, либо из соединенных последовательно однородных строф, что значительно реже (например, Шестая Пифийская). Каждая песнь имела когда-то собственный напев и в плане метро-ритмики являлась уникальной. Неравносложные строки, создающие прихотливый ритмический рисунок и повторяющиеся из строфы в строфу, в 19-ти песнях размериваются дактило-эпитритами, в остальных — эолийскими логаэдами. Со сложностью метрической гармонирует стилистическая затрудненность. Намеренно усложняя язык, Пиндар с легкостью пользуется всем арсеналом синтаксических и семантических орудий: сверхъестественной инверсией и гиперболой, сложной перифразой и эллипсисом, смелой метафорой и неологизмом... До тех пор, пока европейцам не стали известны гимны Ригведы, поэзия Пиндара по праву считалась самой таинственной и герметичной. Малопроницаемыми для большинства слушателей творения поэта замысливались изначально, с течением времени же стали еще более закрытыми. Представлению о том, что красота, равно как и доблесть, угодна богам, соответствовал высокий стиль, каковой не есть простой набор высоких слов. Пиндар, пользующийся в победных песнях одновременно тремя диалектами (ионийским, дорийским и эолийским), знает множество способов, как сделать обыденное слово высоким, поставив его в соответствующий контекст. При этом поэт никогда не грешит избыточностью, ему присуще острое чувство меры, ясное представление о существе поэзии.

Большое влияние лирика Пиндара оказала не только на Горация, но и на раннехристианскую культуру. Григорий Богослов и Феофил Антиохийский, Климент Александрийский и блаженный Иероним, Ириней Лионский и Афиногор Афинский в своих творениях цитировали отрывки из его песней (в основном нравственно-этического содержания) наравне с Писанием. Христианская гимнография началась с подражаний Пиндару. В IV веке римский поэт Пруденций стал писать победные песни в честь святых мучеников. Отдали дань Пиндару Иоанн Дамаскин, Феодор Студит и другие гимнографы. Василий Кессарийский наставлял певцов, как петь псалмы наподобие победных песней Пиндара. Часть православного богослужения — победная песнь ангелов: “Свят, свят, свят”.

Передача лирики Пиндара по-русски сопряжена с рядом более или менее преодолимых трудностей и препятствий. Не вызывает сомнений, что перевод, если таковой вообще возможен, должен максимально сохранять основные составляющие оригинала: ритмику, строфику, синтаксические и стилистические особенности. Поскольку поэтический смысл не тождествен прозаическому, передача первого и является главной задачей подобного переложения. С точки зрения стиля, например, логично было бы переводить песни Пиндара на церковно-славянский. Но последний никогда не был языком внецерковной поэзии и довольно тяжел для современного восприятия, особенно грамматическими формами глагола. Наиболее подходящим кажется мне промежуточный между духовным и светским, полистилистический язык анонимных переводов пяти Пиндаровых песней, сделанных в 70-х годах XVIII века, и “пиндарических” од Василия Петрова (1736 — 1799) того же времени, обнаруживающих при ближайшем рассмотрении удивительное родство между собой. Вот, например, знаменитое начало Первой Олимпийской песни (476 г. до Р. Х.):

Аноним.

Пиндарова Олимпийская первая песнь

Вода в стихиях пресловута;

И аки огнище в нощи,

В кругу изящных утваряний

Блистает злато — светлый дар;

И ты, о дух мой, аще песнью

О ратных хощешь возблистать,

И краше солнцева не узришь

В пустынях неба ты луча.

Василий Петров.

Ода князю Григорию Потемкину (1778)

Средь благ, которы очеси

Словесного творенья лестны,

Блистают камения честны,

Как звезды ночью в небеси;

И аки огнь сияет злато,

Хотя на свет из мрака взято.

Но естьли ищеши, мой дух,

Великолепия в сем мире,

Достойна славитись на лире:

Что краше к отчеству заслуг?

Звездам чудится тот напрасно,

Кто солнце созерцает красно.

Совершенней вода всего; —

злато всех величавых,

словно пылающий огнь среди нощи, богатств превосходней; —

коль тебе борения

славить хочется, сердце, —

то как днем не высмотреть

на пустынной тверди небес иных блестящих солнца светил

теплотворнее; —

так и Олимпийских прей значительней не сыщется…

Для передачи же “пышноветвящегося” синтаксиса Пиндара особо изобретательным быть не надо. К сожалению, в русском языке ощущается острая нехватка частиц и вводных, разнообразить которые удается с трудом. Опыты с многоступенчатой (трехчастной) строфикой есть у того же Петрова (8 од) и у Державина (6 гимнов). У последнего, кстати, переложившего две песни Пиндара с немецкого, находятся и опыты по сочетанию метров, имеющих разную природу. Пиндаров дактило-эпитрит по-русски можно проиллюстрировать его стихотворением “Г. Озерову, на приписание Эдипа ” (1806), где трехсложные размеры запросто чередуются с двусложным: