Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2004)

Огонь, что, из мрака сверкая,

Змиями режет сквозь эфир,

Но Лель, с струн Тиисских порхая,

Мой чуть звеня, как в зной зефир,

На вежды сон льет.

Иль мог коль с Пинд а ром геройство,

С Горацием я сладость лить,

То может во гробе потомство

И блеск вельмож мне уделить:

Там лавр мой взрастет.

Подобная комбинации метров для русской поэзии — лишь одна из недопроявленных возможностей. В одном из моих собственных опусов, опубликованном, кстати, в “Новом мире”, строфа строится так: “Поспешим / стол небогатый украсить / помидорами алыми, / петрушкой кучерявой и укропом…” Подвижность окончаний стихов и подсказала способ разнообразить окончания строк победных песен. Там, где в оригинале третий слог от конца долог, а второй краток, — окончание дактилическое; где третий и второй кратки — мужское; где третий краток, а второй долог — женское.

Поскольку количество слогов в значащих словах древнегреческого и русского языка примерно одинаково и равно трем с половиной, слогонаполнение строк можно соблюсти с легкостью. Подобным образом осуществлялось оно, например, древнерусскими переводчиками византийских гимнов за счет вариативного использования полугласных (редуцированных). Остается лишь соотнести устойчивые позиции долгих слогов с устойчивыми же, но для сохранения разнообразия стиха пропускаемыми позициями наших ударных… Первым опытом такого переложения была Двенадцатая Пифийская песнь, вошедшая в мою книгу “Конь Горгоны” (2003), как дальше — посмотрим. Но, на мой взгляд, только так, с помощью поэтических средств, и можно вернуть “от бессмертия — к жизни”, от холодной филологии — к чувственному восприятию нестареющую лирику Пиндара.

Восьмая Немейская,

Дейнию и отцу его Мегасу из Эгины

Всемогущая Младости, нетленных

вестнице ласк Афродиты,

ведь, восседшая на девственные вежды всем сыновьям,

одного судьбы ладоням

бережным вверяешь, другого ж — иным; —

облюбован тобой, кто времени

в деле любом не теряет,

властным повелителем

будучи стремливых страстей. —

То погонщиками даров Киприды

Зевса с Эгиною ложе

оными так стереглось; — где сын, Эноны царь, зарожден,

мыслью доблестный и дланью. —

Много кто воззреть нань мног а жды просил. —

Сопредельных вождей отл и ки же

волею собственной тщетно

жаждали без ропота

исполнять приказы его,

в Афинах утесистых сколь

ратей предводители,

столь же и во Спарте Пелопа сыны. —

Припадаю к святым —

о граде любезном с мольбой и гражданах —

коленям я теперь Эаковым,

принося Лидийскую, звоном расшитую, вязь,

Дейния Немейскую мзду

и отца Мегаса двоякому бегу. —

Ибо прочное блаженство

лишь от бога людям насаждается; —

он богатство на Кипре средиморском

некогда дал и Киниру. —

Легких стоп здесь остановка, роздых перед тем, как вещать. —

Много что реклось мног а жды. —

Свежей же находке пристрастный разбор

учиняется, сплошь опасности; —

слово — завистников брашно. —

Хорошо — набросятся,

плохо же — не станут и брать. —

Сими сын Теламона был угроблен,

тело мечом пробуравив. —

Тот, кто духом храбр, но бессловесен, всеми будет забыт

в скорбном дележе; — главнейшей

разживется долей увертливый лжец. —

Одиссею Данайцы тайными

жребиями ж услужили; —

а златых доспехов ли-

шенный бился насмерть Аякс. —

Поистине раны они

нанесли неравные

людобронными остриями телам

потрясенных врагов

горячим, Ахилла ль едва убитого

вокруг, во дни ли многотрупные

страд иных. — Коварной и древле была клевета,

сотоварка речи кривой,

хитромудрица, хулотворица злая; —

яркое грязнится ею,

чистится хвала гнилая тусклого. —

Отче Зевсе, не дай такого нрава

мне, да путями прямыми

жизнь прейду я, сыновьям же имя после смерти своей

не безвестное оставлю. —

Злато мнят одни, а другие поля

бесконечные; — я же, гражданам

лестный, и кости сложивши

в землю, чаю славное

славить, а дурное клеймить. —

Разрастается доблесть, словно древо,

светлой кропимо росою,

от полива справедливых и премудрых высясь мужей

до небес. — Нужда в подобных

многая друзьях; — средь невзгод же она

величайшая. — Но и в радости

тянет предстать пред очами

верных. — Восстанавливать,

о Мегасе, душу твою

не в силах моих; — не дано

тщетным упованиям

сбыться. — Буду Муз неприступной скалой

Хариад и твою

отчизну крепить, дважды два стремления

возвысив стоп. — Доволен, подвигу

похвальбой достойной воздавши. — Волшебный напев

всякому и тягот легчит

бремя. — Песнь сия славословная пелась

исстари, возникнув прежде,

чем Адраст поссорился с Кадмейцами.

Шестая Пифийская,

Фрасибулу, сыну Ксенократа из Акраганты

Послушайте; — ведь Афродиты лукавоокой

поистине и Харит

вспахивая целину, до неподвижного

доступаю пупа рыкливой земли,

где Эмменидам блаженным, Акраганте речной

и Ксенократу, Пифийской в честь победы его,

для клада песен

уже готово в лощине

Аполлона многозлатной здание. —

Его ни студеным дождем, низводя из тучи

гремливой грозную рать,

льющим неистово, ниже ветром яростным

вглубь соленых пучин, с дресвою смешав,

не унесет. — Обратясь лицом ко свету, оно

о твоего, Фрасибуле, колесничной отца

и рода славной

победе в Крисских ущельях

голосами смертных всем поведает. —

Ты ж, оную крепко десницей держа, стремишься

вслед заповедям прямым,