Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2007)

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. 8. М., 1955, стр. 259.

2 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. 19. Л., 1979, стр. 49.

С другой стороны, как пишет тот же Зряхов, “одно только помрачает славу кабардинцев: врожденное желание к набегам, грабежам и даже убийствам. Они часто, большими партиями переправляясь через реку Терек, избирают праздничные и воскресные дни, посвященные христианами на моления, нападают на селения и деревни, захватывают народ в церквах, берут в плен, грабят имения и скот и гонят в свои жилища, перепродавая пленных в дальния страны — туркам и другим народам”.

В 1779 году Азово-Моздокская линия выдержала ряд нападений крупных сил кабардинцев. Они разгромили небольшой русский отряд, “офицер и сорок нижних чинов были изрублены, остальные бежали, оставив пушку в руках кабардинцев”, — сообщает в первом томе “Кавказской войны” В. А. Потто3. Генералы Якоби и Фабрициан приняли ответные меры: лагерь противника на реке Малке был окружен и уничтожен. Кабардинские князья, признав поражение, возместили нанесенный русским ущерб скотом и деньгами, а Малку торжественно признали границей российских владений. Но остановить продвижение молодой и могучей империи на юг кабардинцы, разумеется, не могли.

3 Потто В.А. Кавказская война.- Ставрополь: Кавказский край, 1994. Т.1. С.98.

Сам автор “Битвы...” относит действие повести к началу XIX столетия, с ноября 1803 года на Кавказской линии начальствовал генерал-лейтенант Г. И. Глазенап. Военных событий, достойных именоваться столь громко, тогда на Северном Кавказе не происходило, но нападения горцев на казачьи посты и пикеты, стычки, перестрелки и набеги были обычным явлением. В мае 1804 года разгорелось сражение на реке Баксан, где “кабардинцы были разбиты наголову”, как пишет Потто4. В марте 1805 года Глазенап предпринял новый успешный поход в Кабарду, отбил у кабардинцев многочисленные табуны и стада, но и на этот раз все события происходили на берегах Баксана, а не Терека, как в повести Зряхова. Впрочем, писателя можно понять: к документальной точности в описании военных действий он вовсе не стремился, а “седой Терек” в отличие от безвестных Баксана или Малки был к тому времени уже достаточно прославлен в русской поэзии.

4 Потто В. А. Кавказская война, стр. 592.

Вскоре по высочайшему повелению учредили золотую медаль, которой было “награждено всего 8 офицеров казачьих полков, отличившихся в сражении 11 марта 1805 года против кабардинцев”5. Что касается персональной медали героя “Битвы...” Победоносцева, имевшей даже описание его подвигов, то подобные факты награждения хотя и крайне редко, но действительно случались. Так, в 1804 году особой золотой медали были удостоены всего двое казачьих старшин, причем на ее оборотной стороне значилось следующее: “За храбрость, оказанную в сражении с персиянами 30 июня 1804 года, в коем с товарищами отбил 4 знамя и 4 фалконета”.

5 Здесь и ниже: Петерс Д. И. Наградные медали России первой половины XIX века. Каталог. М., 1989.

Век зряховской “Битвы...” оказался необыкновенно долгим. Пожалуй, это единственный образец лубочных произведений, дотянувший до наших дней. Название повести давно вошло в разряд крылатых выражений и, как ведают словари, употребляется, “когда насмешливо говорится о ссоре, шуме и пр.”6 Ну что же, древние не зря считали, что книги имеют свою судьбу.

6 Ашукин Н. С., Ашукина М. Г. Крылатые слова. М., 1955, стр. 43.

“Злой чечен ползет на берег…”

Первая русская крепость на Тереке появилась еще при Иване Грозном. Она так и называлась — Терки и находилась на его левом берегу, напротив устья Сунжи. Сползание молодой империи на юг решительно устремил Петр. Взятием Азова он попытался прорубить окно в Азию, а в 1722 году, предприняв Дагестанский поход, без боя покорил Дербент и в устье реки Сулак основал крепость Святой Крест. Через десять лет небольшой экспедиционный отряд, направленный из этой крепости на территорию современной Чечни, имел боевое столкновение с жителями аула Чечень. Таким образом, и первые сведения, да и само название чеченцев вошли в русскую жизнь и русский язык из военных реляций.

Первым чеченскую тему в нашей литературе открыл Пушкин в “Кавказском пленнике”, добавив к основному тексту поэмы еще и “Черкесскую песню”. Сейчас она, конечно, подзабылась, но когда-то имела все шансы стать народной, так велика была ее популярность. Стихи положил на музыку А. А. Алябьев, а слова свыше двадцати раз печатались в песенниках и собраниях романсов. По ходу сюжета у Пушкина ее действительно поют черкесские девушки, но речь там идет исключительно о казаках и цветущих станицах, которым грозит близкая опасность:

Не спи, казак: во тьме ночной

Чеченец ходит за рекой…

Среди своих предшественников в описании Кавказа Пушкин, помимо Державина, назвал и Жуковского, поместив в примечаниях к “Пленнику” несколько его “прелестных стихов” из “Послания к Воейкову”:

Ты зрел, как Терек в быстром беге

Меж виноградников шумел,

Где, часто притаясь на бреге,

Чеченец иль черкес сидел

Под буркой, с гибельным арканом…

Далее следует описание грандиозной кавказской природы и обширный перечень соседственных нам теперь горских племен. Некоторые из них (что понятно и простительно) названы поэтом не совсем верно, а некоторые (например, невразумительные “чечереец” или “бах”) до сих пор вызывают трудности в идентификации. Кончается этот прелестный, как считал Пушкин, отрывок сценой, когда горцы в ауле

В дыму клубящемся сидят

И об убийствах говорят,

Иль хвалят меткие пищали,

Из коих деды их стреляли;

Иль сабли на кремнях острят,

Готовясь на убийства новы…

Некоторые этнографические неточности, правда иного рода, есть и у Пушкина. Действие его второй, неоконченной кавказской поэмы “Тазит” (название условное) происходит в Кабарде — “вблизи развалин Татартуба”, и персонажи поэмы соответственно “адехи”, то есть адыги (адыге — самоназвание кабардинцев, черкесов и адыгейцев). Потом автор об этом как будто забыл, и из дальнейшего текста следует, что его герои уже чеченцы. Поэма посвящена, собственно, проблеме кровомщения. Старший сын старика Гасуба “рукой завистника убит”. Младший сын Тазит неожиданно проявляет себя как отступник горских обычаев: встретив во время дальней отлучки убийцу брата, он из каких-то неожиданных соображений человечности (“Убийца был / Один, изранен, безоружен…”) пощадил кровника. Обвиняя сына в неисполнении “долга крови”, старик “грозно возопил”:

Поди ты прочь — ты мне не сын,