Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2007)

Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, и ни в одном доселе случае не имели мы столько значительной потери, ибо кроме офицеров простиралась оная убитыми и ранеными до двухсот человек. Со стороны неприятеля все, бывшие с оружием, истреблены, и число оных не менее могло быть четырехсот человек. Женщин и детей взято в плен до ста сорока, которых солдаты из сожаления пощадили как уже оставшихся без всякой защиты и просивших помилования (но гораздо большее число вырезано было или в домах погибло от действия артиллерии и пожара). Солдатам досталась добыча довольно богатая, ибо жители селения были главнейшие из разбойников, и без их участия, как ближайших к линии, почти ни одно воровство и грабеж не происходили; большая же часть имущества погибла в пламени. Селение состояло из 200 домов; 14 сентября разорено до основания…”26 Знаменитый историк В. А. Потто, почти дословно переписав для своей “Кавказской войны” этот отрывок, не удержался, чтобы не добавить к описанию штурма еще несколько ужасающих подробностей. Каждую чеченскую саклю приходилось обстреливать из орудий, “и едва только пробивалась хоть малейшая брешь, едва осыпалась хоть небольшая часть стенки, солдаты бросались в проломы, и там, в темных и душных саклях, шла невидимая кровавая резня штыками и кинжалами. Ни один солдат, попавший в лабиринты саклей, не мог уже и думать об отступлении; еще менее думали о нем чеченцы, в первый раз атакованные русскими в ауле, из которого не успели вывести семейств. Ожесточение с обеих сторон росло с каждой новой жертвой. Некоторые чеченцы, видя, что им не устоять, на глазах солдат резали жен и детей; многие из женщин сами бросались на солдат с кинжалами или, напротив, кидались от них в горевшие дома и живыми гибли в пламени…”27

26 “Записки А. П. Ермолова 1798 — 1826”, стр. 338 — 339.

27 Потто В. А. Кавказская война. Т. 2, стр. 99.

Короткое замечание об этих событиях содержится и в записках Д. В. Давыдова: “Ермолов, негодовавший на жителей аула Дадал-Юрт, находившегося близ Терека, за постоянное содействие, оказываемое ими хищникам, вторгшимся в наши земли, готовил им страшное наказание. Усыпив их ласковым обращением, он внезапно окружил этот аул, овладел им, причем погибли все жители, за исключением детей; мужчины, не видя себе спасения, сами закалывали своих жен. Это подействовало на всех соседних жителей”28.

28 Давыдов Денис. Сочинения. М., 1962, стр. 494.

Облитого кровью трехлетнего ребенка, взятого из рук умирающей матери, солдаты доставили Ермолову, который захватил мальчика с собой в штаб-квартиру корпуса. Об этом потом в поэме “Мцыри” и упомянул Лермонтов:

Однажды русский генерал

Из гор к Тифлису проезжал;

Ребенка пленного он вез.

Тот занемог, не перенес

Трудов далекого пути;

Он был, казалось, лет шести…

Первоначально автор избрал эпиграфом к поэме французское изречение: “On n’a qu’ une seule partie” (“Родина бывает только одна”), но впоследствии заменил его строкой из Библии: “Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю. 1-я Книга Царств ”.

Пленника Ермолов крестил и передал под присмотр казаку Захару Недоносову, откуда пошла и фамилия — Захаров. Когда ребенок подрос, его взял на воспитание двоюродный брат Ермолова — генерал П. Н. Ермолов, командир 21-й пехотной дивизии. Обнаружив незаурядные способности, Захаров учился в петербургской Академии художеств, завершив курс с серебряной медалью. Стал известным живописцем, за портрет Ермолова, выполненный в 1843 году, был удостоен звания академика. На портрете Ермолов изображен как человек своей эпохи, а вернее, как человек и эпоха, то есть личность столь же грандиозная, как Кавказские горы за его спиной, а эпоха — столь же грозная, как черное грозовое небо над ними.

Трудно сказать, можно ли вполне полагаться на слова современника о Захарове, что “Брюллов считал его лучшим после себя портретистом”. Однако портрет “проконсула Кавказа” — произведение впечатляющей художественной силы — получил успех в обществе, и с него было выполнено несколько литографий. Считают, что Петр Захаров мог быть знаком и с Лермонтовым и даже написал его прекрасный портрет в мундире лейб-гвардии Гусарского полка. По свидетельству современника, бабушка поэта Елизавета Алексеевна Арсеньева заказала портрет внука в 1834 году, сразу по производстве его в корнеты. Ныне портрет хранится в Институте русской литературы в Петербурге, однако авторство его не считается бесспорным.

Перед схваткой с барсом Мцыри испытывает “жажду борьбы и крови”, причем испытывает неожиданно для себя, ибо прежде, говорит он, “рука судьбы вела меня иным путем”. Чеченец, ставший русским художником, — это судьба, и рукой судьбы тут послужил сам Ермолов; может быть, не слишком доброй рукой, так как аул Дады-Юрт был уничтожен именно по его приказу. Портрет генерала художник подписал так, как и обычно это делал: “П. Захаров, из чеченцев”. С трех лет не слышавший родной речи, выросший в русской семье и воспитанный в лоне русской культуры, он упорно выводил всякий раз на законченном полотне: чеченец. Родина бывает только одна.

В ходе военной операции в Дады-Юрте в русский плен попал еще один двухлетний малыш — Озебай Айбулат. Его взял на воспитание прапорщик Нижегородского драгунского полка барон Михаил Карлович Розен. После Кавказа он служил в Польше. В Варшаве мальчика крестили и нарекли по имени восприемника — великого князя Константина. Под этим именем Константин Михайлович Айбулат-Розен вошел в историю русской поэзии. Его романтической лирике были свойственны восточные мотивы, а стихотворение “Смерть” часто перепечатывалось и даже приписывалось Лермонтову.

“Смотреть на истину прямыми глазами”

Предлагая своему лицейскому другу “поговорить о бурных днях Кавказа”, Пушкин едва ли предполагал, что их бесконечная череда растянется на десятилетия кровавой Кавказской войны. Рыскающий в горах “воинственный разбой” еще долго тревожил русскую литературу, подвергая вполне реальной опасности пленения ее лучших представителей.

В июле 1828 года А. С. Грибоедов, назначенный министром-резидентом в Персию, совершил переезд по Военно-Грузинской дороге. Только случайность уберегла его от нападения горцев и возможного плена. За несколько верст до станции Коби, как вспоминает его спутник и второй секретарь посольства Карл Аделунг, “нас встретил майор Челяев со свитой примерно в 10 человек казаков и грузин; он был знаком с Грибоедовым раньше; узнав об его приезде, вышел его приветствовать… После того как мы прошли верст 5 по очень трудной дороге, встретились нам несколько осетин, которые отозвали Челяева в сторону и что-то сказали ему на ухо. Мы узнали, что в трех верстах отсюда собрались 300 осетин, чтоб напасть на проезжающих; люди, которые сообщили нам это известие, были разведчиками. Несмотря на это предупреждение, Грибоедов решил ехать дальше, но, уступив в конце концов просьбам и мольбам Челяева, вернулся, с тем чтоб продолжить путь на другой день”29.