Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2008)

Сергей Переслегин. Информация и мышление. Как золотой миллиард отвечает на новые вызовы. — “Независимая газета”, 2008, № 126, 24 июня .

“<...> высокая толерантность означает, как правило, низкую пассионарность”.

“Немыслящее большинство возникло как естественная реакция человеческого общества на нарастающую агрессию со стороны информационных субъектов и на государственную политику снижения пассионарности”.

“В мире больших информационных систем можно существовать либо за счет выдающихся личных достижений, либо — став частью соответствующей большой системы. „Немыслящее большинство” и образовало собой такую систему — социальную ткань. Социальная ткань способна поглощать и даже утилизировать любое информационное воздействие, до рекламы включительно. Она, в сущности, также является информационным субъектом, поэтому не зависит от своих конкретных носителей — индивидуумов. Да, индивидуумы не способны ни мыслить, ни действовать. Но ткань как целое способна и к тому, и к другому. Она гораздо лучше приспособлена к современной эпохе, нежели те немногие, кто позволяет себе оставаться личностями и мыслить свободно. Можно предположить, что в течение всего горизонта прогнозирования социальная ткань

будет вытеснять „обычных людей” на социальную периферию”.

Андрей Перла. Нормальная страна. — “Взгляд”, 2008, 25 июня .

“Мой добрый друг Константин Киселев, философ и политтехнолог из Екатеринбурга, недавно заметил, что в этом, свойственном российской интеллигенции, да и вообще российской публике, взгляде отражается один из важнейших недостатков российской политической культуры. Понятие нормы у нас оказалось совмещено с понятием идеала. Поэтому мы воспринимаем как ненормальное любое неидеальное положение дел у себя — и совершенно неспособны увидеть идентичные нашим проблемы в странах, которые полагаем „нормальными”, т. е. в тех, которые идеализируем”.

Валентина Полухина. Литературное восприятие Бродского в Англии. — “Стороны света”, 2008, № 9, май.

“Бродский по-английски существует, как известно, в трех ипостасях: как английский эссеист, как автор английских и как переводчик собственных стихов. Парадокс восприятия Бродского в Англии заключается в том, что с ростом репутации Бродского-эссеиста ужесточались атаки на Бродского поэта и переводчика собственных стихов”.

“Высказывания Бродского об Одене поэтов, не любящих Одена, сильно раздражали”.

“Я уверена, что если бы Бродский не писал стихов по-английски и не переводил самого себя, его репутация в Англии была бы гораздо выше”.

Поэты не будут последними. — “Эксперт”, 2008, № 26, 30 июня .

Говорит Дмитрий Кузьмин: “<...> подлинное искусство преобразует мир, влияя в итоге на всех и каждого, но непосредственно и в полной мере может быть принято и понято очень и очень узким кругом (за пределами этого круга может быть сколько угодно людей, которым кажется, что и они понимают Пушкина, Есенина и даже Мандельштама, они заблуждаются). Вопрос, однако, в том, что в этот узкий круг может войти всякий, кто этого действительно захочет: пропуск в него — усилие понимания, готовность перестраивать сознание для того, чтобы услышать поэта, говорящего на своем собственном языке. Минимальное условие для этого: люди должны знать (что поэты есть, что языки у них очень разные и непохожие, что понимать их непросто и что усилие понимания будет сторицей вознаграждено)”.

Птичьи права — на музыку. Поэту Инне Лиснянской исполняется 80. Беседу

вела Анна Саед-Шах. — “Новая газета”, 2008, № 44, 23 июня.

Говорит Инна Лиснянская: “<...> я — вечный подросток. Семен Израилевич [Липкин] говорил: „Нужно вести себя важно. Ты должна чувствовать себя уверенно. Что ты перед каждым трепещешь, читая стихи?” Но если б я была важной и непокорной, то наша совместная жизнь длилась бы недолго. Он сам был важный, серьезный и непокорный”.

Игорь Савельев. Триптих. Взгляд на “литературу двадцатилетних”. — “Урал”, 2008, № 6.

“<...> молодая литература „нулевых” годов демонстрирует все признаки самостоятельного, особого явления, течения (как угодно), и к механическому сложению людей по возрасту тут ничего не сводится”.

Дмитрий Стахов. Отягощенные славой. Вышла первая подробная биография братьев Стругацких. — “Русский Журнал”, 2008, 6 июня .

“Прежнее — советское, идеологизированное — „прогрессорство” потерпело крах, но принципы прогрессорства как такового, изложенные в повестях АБС, остались. Причем заманчивость прогрессорства для „фэнов” не уменьшается и после того, как основные герои АБС неизбежно приходят к горькому осознанию тщетности своих усилий”.

“Даже пафосность многих положений и оценок Анта Скаландиса не скрывает от читателя истинное лицо АБС, людей сомневающихся, „отягощенных славой”, но видящих и понимающих свое предназначение, свою роль, свои возможности. Скаландис, находясь полностью под очарованием АБС, по большей части не способен выдержать дистанцию от „объекта анализа”. Так, автор пишет, что „из всей огромной советской литературы уцелели до дня сегодняшнего единичные имена. <...> Подозреваю, что еще через двадцать лет уцелеют только Стругацкие”. Возможно, так и будет, спорить бессмысленно. Только почему-то хочется, чтобы в будущем, даже и не столь отдаленном, власть над миром не попала в руки ученых и уж тем более в руки „фэнов” АБС…”

Это — о книге Анта Скаландиса “Братья Стругацкие” (М., 2008, 702 стр.).

Алексей Татаринов. Диалог с Достоевским. — “День литературы”, 2008, № 6, июнь.

“Полифонизм для Юрия Селезнева — шанс для тех мрачных хитрецов, кто готов смешать Христа и антихриста, подменить добро злом, ссылаясь на амбивалентность. Соборность сохраняет свободу, но сдерживает карнавал, поощряя единство в твердом исповедании русского Христа. Если торжествует полифонизм, Достоевский растворяется в мире своих рискующих героев, а голос Ивана Карамазова равноправен голосу его брата Алеши. Если все-таки соборность, то „последнее слово” остается (и это очень важно для Селезнева) за Достоевским”.

“Кожинов ближе к Бахтину. Он больше доверяет свободе человека, что сказывается в его теории романа: „открытость”, „незавершенность”, „неразрешимость”.

У Кожинова — бахтинское спокойствие по отношение к религии. У Селезнева этого спокойствия нет. Возможно, именно поэтому Кожинов чаще писал о „Преступлении и наказании” — романе, в котором определяется философия личности, а Селезнев