Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2008)

Борис Дубин. Институты, сети, ритуалы. Решающим фактором сегодняшней социально-политической жизни в России является адаптация. — “ Pro et Contra ”,

т. 12, 2008, № 2-3, март-июнь .

“<...> персонализированные связи родства, близости, дружбы, даже профессиональной солидарности, которые конечно же существовали в позднесоветском обществе и сохраняются в социуме постсоветском, по сей день отягощены фундаментальным обстоятельством, которое также чрезвычайно важно для понимания характера нынешнего социально-политического порядка и о котором все в данном социуме знают и помнят. Оно состоит в том, что любая сложившаяся социальная форма

может быть использована властью как возможность заложничества — для вменения каждому вины за всех, а всем за каждого”.

Григорий Егоркин. Жалко сожженную заживо Жанну. Трехуровневая аркада для начинающих. — “Урал”, Екатеринбург, 2008, № 8 .

Жестокая пьеса о старшеклассницах.

Нея Зоркая. Литературный быт. Страницы архива. — “Искусство кино”, 2008, № 3, 4 .

“Нея Марковна Зоркая, автор десятка книг, входящих в титульный лист репрезентативных трудов по истории русского и советского кино, оставила большой и разнообразный архив. В этом собрании, помимо киноведческих и кинокритических материалов, помимо раритетного эпистолярия, дневниковых записей и книги „Смерть Блока”, отыскался корпус написанных „в стол” блестящих литературных эссе, чья культурологическая актуальность не только не поблекла с годами, но умножилась. Мы отобрали для первой публикации несколько материалов, объединенных темой „литературный быт” (формулировка Б. Эйхенбаума)...”

Например, 70-е годы: “— Как было? Обыкновенно! — ответил Лев Ошанин и развел руками, доверительно и многозначительно глядя на своих собеседников.

Как знаком мне этот наш специфический интеллигентский жест, этот понимающе-подмигивающий („мы-то с тобой насквозь все видим!”), интеллигентский наш взгляд с ужимкой! В нем многое слито. А главное — „амбивалентно” дается понять следующее:

— мы причастны к этому неприятному „официозу”, мы там уважаемы, — это с одной стороны, но с другой:

— мы с вами, левые прогрессивные интеллигенты, мы же „из нашего профсоюза”, мы презираем тех, „их”, смеемся над ними. Таким жестом и понимающе-подмаргивающим взглядом отвечаем мы друг другу, „своим”, причастным к творческой элите, на вопрос, скажем, о том, что было сегодня на съезде, пленуме, на собрании интеллигенции г. Москвы. „Что было? — сами понимаете, обычно...” Но, изображая лицом крайнюю скуку и презрительное равнодушие, мы умалчиваем о том, что приглашение на скучный „официозный” съезд было нам отнюдь не безразлично, и, более того, мы волновались, пришлют или не пришлют, а то и вовсе — скандалили в своей секции, обижались,

жаловались начальству...

Лев Ошанин, надо отдать ему справедливость, демократично применил этот пассаж, употребимый в разговоре „своих”, общаясь с простыми любителями поэзии, тем самым „до себя их возвышая”, как говаривал некогда А. А. Блок”.

См. также: Нея Зоркая, “Шесть високосных месяцев” (публикация, предисловие

и комментарии Марии Зоркой) — “Новый мир”, 2008, № 8.

Борис Кагарлицкий и Артем Магун. Уроки перестройки и формирование классовых блоков. — “Что делать?”. Газета новой творческой платформы. 2008, № 19 .

Среди прочего Борис Кагарлицкий говорит: “Власть готова печатать нашу критику в адрес либералов? Прекрасно. Либеральная пресса готова опубликовать нашу критику (с наших, левых позиций) в адрес власти? Великолепно. Именно благодаря этой трещине левые идеи и авторы сейчас как минимум более известны широкой публике, чем 10 лет назад. В 1990-е годы, когда раскола между правящими консерваторами и либеральной элитой не было, не было и ни малейшего шанса пробиться в СМИ. У либералов был тотальный контроль. Как говорится, муха не пролетит. Сейчас гораздо легче”.

Яков Кротов. Солженицын как религиозный тип. — “Грани.Ру”, 2008, 15 августа .

“Солженицын, в отличие от многих русских интеллектуалов своего времени, абсолютно не стремился утвердить себя в литературе как верующего христианина, не пытался освоить птичий язык нового русского богословия, восходящего к Дмитрию Мережковскому и Владимиру Лосскому. Он пишет о религии намного более отстраненно, чем Достоевский и Толстой, не пытаясь предъявить больше веры, чем у него есть, — а есть у него, судя по предъявленному, очень мало”.

Константин Крылов. Гроссмейстер. Солженицын как политическая фигура. — “АПН”, 2008, 5 августа .

“Для некоторых людей — да, немногих, но такие есть — смерть является не концом всего, а этапом дела, которым они занимались всю жизнь и которое продолжится после них”.

“<...> Солженицын был выдающимся русским политиком — в эпоху, когда никакой „русской политики” не было и в помине. Александр Исаевич появился на свет и вырос в неполитическом обществе, где именно ощущение себя субъектом было недоступно не только большинству населения (так везде), но даже „начальству””.

“Солженицына можно не признавать как идеолога, писателя, публициста, властителя дум. Можно быть любого мнения о его жизни и идеях. Но одного у него не

отнимешь — это был игрок высочайшего класса. Гроссмейстер, чьи дебюты и развязки заслуживают самого внимательного изучения”.

Дмитрий Кузьмин. Про загляденье. — “ OpenSpace ”, 2008, 22 августа .

“О том, что русская литературная критика находится при последнем издыхании, причем издыхает она каким-то таким скверным и стыдным способом, что нет возможности ни горевать, ни сочувствовать („Бобо мертва, но шапки не долой”), — сказано уж много. Одним из первых признаков смерти является, как сказано в другом классическом источнике, посинение трупа: совершенно исчезла возможность литературной полемики, поскольку представители критического цеха почти без остатка разделились на добропорядочных рутинеров, которых невозможно оспорить, потому что они ничего существенного и не утверждают, и громогласную косноязычную сволочь, с которой дискутировать — все равно что разъяснять гадящему в подъезде бомжу правила хорошего тона. Впрочем, разделение это условно, потому что сволочь тоже ничего содержательного не утверждает <...>”.