Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010)

Глеб Павловский: Я не помню, когда бы русские любили свое государство.

К. К.: Я думаю, что ни один народ, не ставший нацией, не только не может любить, но и не может хорошо относиться к государству. Например, те же немцы, пока не стали нацией, а были маленькими кучками людей в курфюршествах и их считали народом бестолковым и бессмысленным, — так вот, эти немцы к государству относились очень нигилистически. Если почитать их писателей того времени, что они писали, то выяснится, что немецкая сатира очень напоминает русскую. А появление именно национального государства и нации как его основы очень сильно все меняет.

Г. П.: Сравнение с немцами, это как раз к теме „не стало бы бабе хуже”. Тема слишком банальна, ведь стать хуже может при любом, абсолютно любом сценарии. И трудно представить русскую стратегию, которая избавлена от этого риска. Этот страх питает и национальную превентивную усталость.

К. К.: Могу себе представить такой сценарий. Для меня совершенно очевидно, что принято решение по замене населения. То есть у русских есть выбор: сдохнуть гарантированно или еще помучиться ”.

Лиля Панн. От Арзамасского ужаса к Астаповскому “Ничего!”. К столетней

годовщине смерти Льва Толстого. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2010, № 8

.

Среди прочего: “Не забыть улыбку протоиерея о. Мих. Ардова, с какой он лапидарно ответил: „Да, мы отлучили еретика от церкви!” — на чей-то простодушный вопрос к священнику (дело было на его литературном вечере в Нью-Йорке): „Скажите, а как же церковь могла предать анафеме Льва Толстого и отлучить его от церкви?!” Эта ясная улыбка, это твердое „мы” мгновенно просветили присутствовавших, что ересь есть ересь и что перед ней все равны и поблажек никому не будет”.

По ту сторону запрета: взгляд криминолога. Лекция Якова Гилинского. — “ПОЛИТ.РУ”, 2010, 26 июля .

Расшифровка лекции доктора юридических наук Якова Ильича Гилинского , прочитанной 20 мая 2010 года в Политехническом музее. “Надо сказать, что все виды девиантности, девиантность — это различные отклонения от нормы — это алкоголизация, наркотизация, некоторые считают самоубийства, некоторые считают гомосексуализм, хотя специалисты знают, что гомосексуализм — это одно из нормальных сексуальных влечений, и так далее — это все социальные конструкты . Их нет в реальной действительности. В реальной действительности нет преступности. Нет такого явления, нет такого вида поведения, нет таких деяний, которые всегда, при всех условиях, по своему содержанию преступны”.

Анатолий Рясов. Чтение в темпе prestissimo . — “Рабкор.ру”, 2010, 31 июля .

“<���…> восприятие текста на слух всегда отличается от чтения. А в случае художественной литературы аудиокниги вообще оказываются ближе к сфере театра (радиоспектаклей), ведь слушатель в отличие от читателя всегда оказывается зависим от интонаций и тембра голоса чтеца, и каким бы безэмоциональным ни был голос, он все равно использует интонационные акценты и вносит свои обертоны в восприятие текста. С электронными текстами ситуация вроде бы совсем иная: меняется только форма, модернизируется технология. Не игнорируя личные привычки тех, кто десятилетиями читал тексты с бумаги и не готов отказываться от невиртуальных форм, все же стоит пристальнее всмотреться, идентичны ли для нашего сознания одни и те же тексты на бумаге и на экране. Ведь если на восприятие текста может влиять даже шрифт, неужели оно не преобразуется в случае смены „носителя”? Случайно ли такой стилист, как Саша Соколов, замечает, что романы, созданные на компьютерах, зачастую принципиально отличаются от написанных рукой? Почему многие филологи, не отрицая отдельных удобств компьютерных средств при работе с текстом, по-прежнему отдают предпочтение бумажным книгам? Не акцентируя внимание на оценках, попытаемся определить разницу. Недавно в „The Guardian” было опубликовано небольшое исследование на эту тему. Вывод любопытен: при чтении с экрана люди чаще не дочитывают тексты до конца, чем в случае с бумажными книгами”.

Анна Сапегина. Беседы с внутренним голосом. — “Альтернация”, 2010, № 6 .

“Поэты помаленьку грызутся, а на улице, меж тем, наступила весна.

— Хватит уже думать об этой литературе, — говорю сама себе, — посмотри лучше на эти голые ветки — еще немного и полезут из них бледно-зеленые клейкие листочки.

— Клейкие листочки — это из Достоевского, известный символ „живой жизни”, противопоставленной бесплодным мудрствованиям, — тут же услужливо подсказывает внутренний голос”.

Своевременное искусство. Художник Владимир Сальников в гостях у “Завтра”. — “Завтра”, 2010, № 32, 11 августа.

“Современное искусство, contemporary art — это не искусство, современное нам, это не искусство, которое делают современники. Это специфическое культурное изобретение, которое объявило себя наследником авангарда”.

“Глядя из России, это не очень понятно, просто не видно. Ведь современное искусство мы получили в готовом виде, как европейское искусство в начале XVIII века, мы не работали над его созданием. Отчего, например, нам не понятно содержание жанра натюрморта, всегда несущего одно послание, культурно чуждое русскому человеку?

В каждом натюрморте заложена „истина” идеологии Контрреформации — „ Memento mori ”. Ты смотришь на какие-то цветы и фрукты и понимаешь, что завтра они завянут, фрукты сгниют, а сам ты умрешь. Вот о чем это искусство. Но в России оно не очень понятно. Россия не участвовала ни в Реформации, ни в Контрреформации, поэтому русский художник постоянно малюет невпопад — кладет в натюрморт то буденновку, то лапти”.

“Для России главная проблема в том, что современное искусство надо было вводить как искусство, чтобы оно выполняло те же самые функции, какие выполняет искусство в любом обществе”.

Александр Севастьянов. Omnia contra omnes , или С природой не спорят. — “АПН”, 2010, 18 августа .

“Этнические войны отнюдь не привели к взаимоистреблению всех людей на Земле, напротив, ее население заметно растет. Как мы твердо знаем, выжили и размножились все три основные проторасы (некоторые побочные расы — например, гиганты Малакки, Южной Африки или Мексики или карлики „эбу гого” в Индонезии, чей череп был не больше грейпфрута, — улетучились неизвестно куда и почему). А вот обо всех этносах, возникших за 30 тысяч лет, этого, увы, не скажешь, от многих не осталось и следа, „погибоша аки обре” или таинственно исчезли, как ольмеки. Даже в историческом времени можно найти множество этнонимов (хоть бы и у Геродота), ничего уже не говорящих уху нашего современника, давно выбывших из списка живых. В доисторические времена таких исчезнувших этносов было, надо думать, гораздо больше. Если сегодня по самым общим подсчетам на Земле обитает свыше 2000 этносов, то в начале нашей эры их было в восемь раз больше, но семь восьмых исчезло неведомо куда.