Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010)

В том числе немало их погибло в войнах, которые еще недавно какой-нибудь малообразованный гуманист необдуманно назвал бы „братоубийственными”. Но все это не повод для траурных настроений. Как подсчитали известные специалисты — биологи Харпер и Аллен, за последние 2000 лет бесследно уничтожено 106 видов крупных зверей и 139 видов птиц. Большая часть этого числа — за последние сто лет. И что? Стали ли мы несчастны из-за этого (о легкой грусти я не говорю)? Сильно ли изменили свой образ жизни? Вообще — заметили ли эту катастрофу? Не думаю; все действительное разумно, все разумное — действительно, как гениально сформулировал Гегель”.

“Итак, война — есть наиболее древний тип межэтнических отношений, всегда занимавший наиболее важное место в существовании этносов. Тип отношений, в котором стремление к расширению коллективного царства „Я — могу” находило самое простое, доступное и действенное разрешение. Тип отношений, уже в незапамятные времена превратившийся в архетип, если не в инстинкт. <���…> Можно сказать так: стремление разных этносов расширить коллективное царство „Я — могу” есть неизбежность, которая так же неизбежно ведет к конфликту. Поэтому само существование в мире различных рас и этносов является вечной санкцией для вечных войн”.

Седьмая печаль Довлатова. 24 августа исполняется двадцать лет со дня смерти писателя. Беседу вела Наталья Кочеткова. — “Известия”, 2010, на сайте газеты — 24 августа.

Говорит Яков Гордин: “Он любил рассказывать про себя уничижающие истории. Скажем, физически он был очень крепким — большим, тяжелым. Но при этом я помню, как он мне несколько раз рассказывал историю про то, как вызвал для своей мамы такси на улицу Рубинштейна. Он вышел с ней вместе из подъезда и увидел, что это такси пытается захватить какой-то на вид плюгавый человек. Сережа решил, что он сейчас разберется с ним в два счета. Он говорил: „Я размахнулся, но задел мизинцем за дверцу машины. Мизинец вывихнул и был уже совершенно небоеспособен”. Это характерная для Довлатова байка, в которой героическое начало оборачивалось анекдотическим и даже унизительным для рассказчика финалом”.

“Очевидно, он строил свой образ как образ некоего литературного персонажа — такого неудачника. Ведь если внимательно почитать его прозу, то можно заметить, что ей характерны две основополагающие черты: мужество и неудача. Вот почему, я думаю, Довлатов пользовался и пользуется, особенно у молодого читателя, таким успехом. Потому что он точно определил характер основного персонажа — это мужественный человек, которому не везет”.

Антон Семикин. Жестокое далеко. — “Каспаров.ru”, 2010, 3 августа .

“„Все было совсем не так”. Вот основная интенция большинства произведений фантаста Михаила Харитонова, собранных в этом двухтомнике. „Ироническая фантастика с конспирологическим уклоном”, — сказано в аннотации. А конспирология — это когда, „если поскрести”, все оказывается совсем не так, как кажется и как принято считать. И Харитонов „скребет”, скребет размашисто и искрометно, не щадя ничего и никого. Вот, например, Шерлок Холмс оказывается жалким безумным маньяком (рассказ „Тарантелла”), а вся его знаменитая эпопея — спецоперацией британских спецслужб. Повезло психу: его брат Майкрофт, почитай что первый человек в Британской империи, прикрывая родственничка, бросает все силы Интеллинджент Сервис на расследование преступлений, раскрытие которых приписывается потом „гениальному сыщику”. И доктор Ватсон не так просто приставлен к сумасшедшему трансвеститу Холмсу, который любит на досуге переодеваться в женское платье и воображать себя несуществующей „миссис Хадсон”. Доктор — человек казенный, выполняет спецзадание. Дегенеративный Шерлок-Потрошитель кромсает проституток на лондонском „дне”, а Ватсону одна забота — как эти безобразия скрыть, „перевести стрелки”, да в книжках своих Холмса „отмазать” и распиарить”.

“Всего в двух томах уместились два романа, четыре повести, не один десяток рассказов и еще пьеса „Дракон” (классической драме Евгения Шварца не поздоровилось так же, как и Стругацким). Выпустило Собрание сочинений Харитонова петербургское издательство „Владимир Даль”. Оно примечательно тем, что в выходных данных книг не указывает тиражи и специализируется в основном на издании правой философии (Константин Леонтьев, Шмитт, Хайдеггер, Юнгер). В этом сборнике то, что Харитонов писал в течение 20 лет. В издательской аннотации он кокетливо назван „загадочным сетевым автором”. Эта приманка для читателей между тем уже утратила свою свежесть. Все, кому интересно, давно знают, что Михаил Харитонов — псевдоним философа, публициста, редактора, литератора и общественно-политического деятеля Константина Крылова. Сам Крылов в своем недавнем интервью сказал, что полной тождественности между ним и его НФ—альтер эго нет. „Он талантливее меня, он более худой, и он больший мизантроп””.

7 вопросов Михаилу Казановичу, физику. Вопросы задавала Ирина Ротару. — “Русский репортер”, 2010, № 30-31, 5 августа.

Говорит Михаил Казанович: “Стрела времени и закон роста энтропии каким-то образом тесно связаны”.

“Существуют две модели: „все, что не разрешено, запрещено” и „все, что не запрещено, разрешено”. До начала XX века физика за рамки первой модели не выходила. Машина времени была чем-то из разряда научной фантастики. Как, например, и черная дыра, которая принципиально ненаблюдаема. Современная физика живет по второй модели. В существовании черных дыр большинство исследователей уже уверены. Машина времени остается пока интеллектуальным упражнением. Она возможна, но о ее „конструкции” говорить пока не приходится”.

“Любой физический эксперимент — это эксперимент и над временем тоже”.

“Когда рассказываешь о теории Большого взрыва, всегда возникает два вопроса: где он произошел и что было до него? Эти вопросы подразумевают наличие двух категорий — пространства и времени. Но обе эти категории возникли вместе со Вселенной благодаря Большому взрыву. Говорить о том, что было до этого, — логическая ошибка. Стало быть, возраст времени вполне исчисляем. Ему столько же лет, сколько нашей Вселенной, то есть около 13,7 миллиарда лет”.

Петр Топорков. Кенжеев и муза старости. — “Альтернация”, 2010, № 6 .

“Не могу точно сказать, от чего это — то ли от успехов медицины по увеличению средней продолжительности жизни, то ли от каких иных изменений, — но налицо закономерность: поэзия толстых журналов незаметно „постарела” вместе с поэтами. Если раньше судьба легендарного поэта легендарно завершалась дуэлью, расстрелом, лагерем и т. д. — то теперь воцаряется мягкотелый happy end: в поэзию хлынули ревматизм, аспирин, поликлиники. И Кенжеев не одинок. Толстые журналы говорят мне: муза старости — существует. Эта муза поселилась на русских квартирах при помощи Бродского, давшего своей судьбой уникальный образец „стареющего поэта” — того этапа жизни, до которого Баратынский все же не дожил и в который так и не вписывается Державин”.