Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2004)

Евгений Иz. Толстяки на расстоянии: “Октябрь” № 7, 2004. — “Топос”, 2004, 27 августа .

“Повесть Антона Савина „Радуга прощения” — подчеркнуто интеллигентское произведение. С первых строк воскресают в памяти былые ощущения от чтения пелевинского „Чапаева и Пустоты”: такой же петербуржский декадент из обнищавшего дворянства, такая же ситуация в революционной Москве, такая же рефлексия о „России, которую мы потеряли”, такое же неожиданное вписывание в Министерство культуры под управлением Луначарского, как у Пелевина — в Красную Армию. В конце концов, такой же пистолет в кармане и постоянное ожидание разоблачения. В общем, бледнолицый благородный интеллигент с врожденным стремлением к метафизике и духовному преобразованию жизни на Земле. Работает в провинции, уже помощником прокурора. Умело втирается в доверие к местному председателю ЧК. Втайне ищет способ поставить свои эксперименты по улучшению человеческой природы. Возможность поэкспериментировать появляется. В виде, разумеется, белого порошка, название которого опускается. Один из провинциальных докторов открыл психотропное соединение, искусственно вызывающее у человека шизофрению. А главный герой проникся исследованием Чезаре Ломброзо (очевидно, „Гениальность и помешательство”) и желал бы по своему разумению реализовать подлинный коммунизм — при шизофрении якобы подавляется тяга к собственничеству и воплощается христианская установка „нестяжательства”. Любопытно, что в повести никак не упоминается бурно развивавший свою науку эвропатологию в середине 20-х годов Г. Сегалин, предлагавший гениальную часть населения загнать в психушки, чтобы эти индивиды там изобретали всяческие полезности для советского строя. И характерно, что метафизическая мечта у А. Савина обретает какую-никакую реальность именно при помощи пилюль, порошка, инъекций — автор осознанно избегает всякого мистицизма. Сюжет интригующ, слог неплох, композиция выверенна. Добротная повесть, претендующая на реалистичность картинки, однако выстроенная как чистый ажурный фикшн. Стремление героя „быть не от мира сего” сильно контрастирует с его культурным багажом и психической вменяемостью. Много любопытных персонажей и хороших диалогов. Редкое для русской литературы (особенно в ее псевдодворянском изводе) решение — панацея в виде мощного психотропного вещества. Но главное — некоторые характеристики поведения героя. Например, желая втайне поиздеваться над опасной, но молодой и косолапой властью, герой-интеллигент, романтик-идеалист делает вещи достаточно рискованные, хотя бы в знаковом отношении: он устраивает для местечковых членов ЧК келейные черные мессы с поливанием вином обнаженного тела девственницы, затем он инициирует установку в маленьком городке памятника Иуде. Помимо этого он убивает (пусть и обороняясь) человека (пусть и преступника, но в понимании героя — подопытную крысу). Есть во всем этом лукавость. Лукавый сатанизм серебряного века, я бы так сказал. Серебряного процентов на 15”.

Евгений Иz. Бумеранг не вернется № 11: Нодельма. — “Топос”, 2004, 20 августа .

“<���…> в функционально-позиционном отношении Дм. Бавильский по-прежнему остается автором, по большей части находящимся по читательскую сторону „баррикад”, и особенно — по женскую сторону читательской стороны баррикад. То есть интересы читателей — важная и трепетная для Дмитрия тема, а написан роман [„Нодельма”] прежде всего для девушек и женщин. Такую аудиторию писатель лучше всего себе представляет, как в ее негативных восприятиях, так и в позитивных”.

См.: Дмитрий Бавильский, “Нодельма” — “Новый мир”, 2004, № 5.

Константинос Кавафис. В ожидании варваров. Вступительная статья Ирины Ковалевой. — “Иностранная литература”, 2004, № 8.

Много разных русских переводов одного известного греческого стихотворения.

О сборнике прозы Константиноса Кавафиса (М., “Итака”, 2003) см. в “Книжной полке Виктора Куллэ” (“Новый мир”, 2004, № 9).

Руслан Киреев. Чехов. Посещение Бога. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2004, № 7.

“<���…> Россия ждала смерти Чехова”.

Cм. также: Руслан Киреев, “Булгаков. Последний полет” — “Литература”, 2004, № 32, 23 — 31 августа .

Дмитрий Комм — Михаил Золотоносов. О массовой культуре и мировом заговоре. — “Искусство кино”, 2004, № 4.

“ Дмитрий Комм . <���…> Вы — один из немногих критиков, кто хорошо знаком с русским дореволюционным масскультом. Существует ли на самом деле некая преемственность между масскультом нынешним и прежним или же это чистой воды фикция?

Михаил Золотоносов . Между двумя масскультами преемственность определенно есть. Скажем, ее нетрудно увидеть, если сравнить мистические романы Веры Крыжановской, написанные в 1900 — 1910-е годы, с трилогией „Дневной дозор” — „Ночной дозор” — „Сумеречный дозор” Сергея Лукьяненко. Или тогдашний и нынешний неизменный интерес к теме педофилии. А также к таким передавшимся по наследству темам, как топос проституции и всякие криминальные истории. Роман Лукич Антропов, писавший под псевдонимом Роман Добрый, написал сорок восемь брошюрок про сыщика Ивана Путилина: „Квазимодо церкви Спаса на Сенной”, „Гроб с двойным дном”, „Ритуальное убийство девочки”, „Отравление миллионерши-наследницы”, „Петербургские вампиры-кровопийцы”… Все это воспроизводится в современной массовой культуре — как в детективных романах, например у Дарьи Донцовой, так и в журнальчиках типа „Криминальный вестник”. Это один аспект поддержания традиции, который я назвал бы естественным. Вся эта лабуда естественно самовоспроизводится. <���…> Но я с вами согласен в том, что наш современный масскульт — это испорченный вариант дореволюционного, который был смелее и последовательнее. Вот, скажем, Лукьяненко. Его трилогия относится к тому разряду литературы, которая возникла в России в начале ХХ века и именовалась оккультной. Ее самым характерным представителем была Вера Крыжановская, а самым породистым образцом — ее роман „В царстве тьмы” (1914). Но если у Крыжановской шла борьба добра со злом и светлых магов с демонами или самим сатаной (или, на худой конец, с евреями-сатанистами, как в романе „Смерть планеты”), причем добрые силы, сражавшиеся со злыми за каждую христианскую душу, к финалу обязательно побеждали, то у Лукьяненко начиная с первого романа возникла стабильная структура: на Земле живут простые люди и Иные, к которым относятся маги, ранжированные по уровню силы, волшебники, оборотни, вампиры, ведьмы, ведьмаки и прочие. Иные делятся на Светлых (объединенных в Ночной дозор) и Темных (Дневной дозор) — две армии, предводительствуемые соответственно Гесером (он же Борис Игнатьевич) и Завулоном. А поскольку простодушия начала ХХ века к концу столетия уже не осталось (а заодно и идеи Бога), добро со злом не борется, а находится с ним в динамическом равновесии. То есть соблюдается баланс Света и Тьмы, и любое доброе магическое воздействие — в соответствии с Договором — должно уравновешиваться злым. Даже вампиры законным порядком получают лицензии на высасывание крови из людей, ибо и вампиры тоже часть общего порядка. Получилось как-то сложно и лукаво, какой-то общественный договор добра и зла в духе Руссо. У Крыжановской все одухотворялось ее простодушным нутряным антисемитизмом, о котором я подробно писал в книжке „‘Мастер и Маргарита’ как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма (СРА)”. Все злодеи или были евреями-сатанистами, или служили им, за всем стоял мировой еврейский заговор против христианского мира. У Лукьяненко за его Иными тоже нельзя не увидеть „народ Израильский, избранный Богом”, который, согласно многим знаменитым антисемитским романам, имел „священное право властвовать над всеми народами” и организовал „всемирный заговор”, теория которого была в итоге увенчана знаменитыми „Протоколами сионских мудрецов”. Но шовинизма у Лукьяненко не осталось, на это у него просто не хватило бы духу, хотя сюжетная схема, выработанная на том материале, в наследство перешла. Правда, при этом она обессмыслилась политкорректностью, лишившись первородного антисемитизма, который ее оправдывал и в свое время породил. Остались лишь некоторые следы. Главы Дозоров, Гесер и Завулон, перекочевали из первого тома энциклопедии „Мифы народов мира”, причем не случайно глава Темных, Завулон, имеет иудаистическое происхождение (родоначальник-эпоним одного из „колен Израилевых”), а глава Светлых — тибето-монгольское (так было еще у Крыжановской), он был уничтожителем демонов и искоренителем десяти зол. Аналогичная „порча” касается, кстати, и любимой мною педофилической темы”.