Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2008)

— Хорошо живет на свете... — пробормотал он и перепрыгнул с кочки на кочку. Кочка чуть притонула (под кроссовки подтекла вода), но устояла. — ... Винни-Пух.

Еще одна березка попала в луч фонарика, он шел к ней и, уже когда привалился, чтобы передохнуть, увидел над собой свежую обломанную культю с выступающей слезой.

— У него жена и дети, он лопух, — заключил он безнадежно.

Однако, обшарив фонарем окрестность, увидел, что сзади за березкой почва идет на подъем — и как это он раньше не заметил? Он шагнул и оказался на твердой земле, кустарник здесь рос совсем другой, с красными веточками-прутиками, он видел, как сквозь них просвечивают красноватые шершавые стволы сосен, и вдруг ощутил, как взмок — футболка прилипла к спине, а куртка — к футболке. Он стоял, упираясь выломанной веткой в твердую землю, и тяжело дышал, и тут же за спиной раздался заливистый, истеричный смех, злой женский смех, перешедший в тоненький жалобный плач. Он не обернулся.

Тропа была совсем рядом, он выбрался на нее, так и не решаясь оставить свой спасительный посох, и тут увидел выступившее из сумерек бледное лицо с черными провалами глаз. Лицо висело в темноте. Фонарик дернулся, и светящийся круг не сразу, но ухватил черные волосы, заколотые со лба дешевой пластиковой заколкой, бледные впалые щеки и стиснутые губы. Глаза она зажмурила, моргая и отворачиваясь от света фонарика.

— Инна, — сказал он.

— Вы! — произнесла она с отвращением.

Чемодан она уронила на тропинку.

— Черт, как вы меня напугали! — Она глубоко, порывисто вздохнула. Сейчас на ней была пушистая серая кофта с двумя пуговицами на животе.

— Вы меня тоже, — сказал он.

— Почему вы меня все время преследуете? — Она плотнее запахнула кофту, будто ее знобило.

— Я вас вовсе не преследую, — сказал он беспомощно. — Я заблудился.

— Как тут можно заблудиться? Это чистый лес! Это вообще посадки. Вон сосны как растут, рядами!

— Говорю вам, я заблудился. Сошел с тропинки и попал в болото.

— Какое тут болото? Ну, чуть притоплено в низинке.

— Говорю вам, огромное болото, я чуть не утонул. Что это так смеется в болоте у вас, смеется и плачет, будто ребенок? Птица?

— Нет, — сказала она устало. — Тут водится выпь, но она мычит. Ее так и зовут — водяной бык. А чтобы смеялась и плакала — такой птицы нет.

— Тогда это, наверное, лягушка.

— Вряд ли.

— Я видел одну! Большую.

— У вас воображение разыгралось, — сказала она. — И вам не хочется ходить одному. Что вы как маленький, честное слово!

— Да нет же. Но раз уж мы все равно встретились, почему бы не пойти вместе?

— Потому что не положено.

— Инна, это испытание. Откуда мы знаем, может, оно и состоит в том, чтобы мы нарушили правила.

— Это вы привыкли все делать не по правилам, они не для вас писаны. Я знаю таких, как вы. — Она посмотрела на него почти с ненавистью. — Вы привыкли, что все вокруг делается, как вам удобно. С самого детства. Остальные могут мыкаться по общежитиям, ходить на нелюбимую работу, делать все, что начальство скажет, выполнять то, что требуют всякие таблички: не курить, не сорить, цветы не рвать, вход запрещен! Это все было не для вас, вы выше этого, уж конечно!

— Результат все равно один и тот же. Мы оба идем в Малую Глушу.

Она вздрогнула и поглядела на него. Он отвел свет фонарика, чтобы тот не бил ей в глаза, и теперь луч пластался у ее ног концентрическими кругами света.

— Вот вы всю жизнь все делали по правилам, потому что думали, что так вас никто не тронет. Старались никого не сердить. Несли свой крест. Как бы вкладывали в будущее, где вам воздастся. За терпение, за покорность, за хорошее поведение. Где это будущее? Его у вас отобрали. Иначе бы вы не шли в Малую Глушу.

Она вдруг заплакала, совершенно беззвучно и даже без слез, словно даже плачем своим старалась никому не помешать, совсем не так, как то, на болоте…

— Извините, — сказал он. — Извините.

— Это ничего. — Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Никто… не любит… правды.

— У меня не было умысла преследовать вас, — сказал он снова. — Так получилось. Само получилось, понимаете?

— Да. — Она порывисто вздохнула, как наплакавшийся ребенок. — Только где вы правда нашли болото?

— Не знаю. — Он покачал головой. — Где-то там. — Он махнул рукой вбок, за кустарник. — Давайте я чемодан возьму.

Она заколебалась, и он спросил:

— Это тоже входит в испытание?

— Нет, — сказала она. — Нет. Это я сама. А вот вы врете, что у вас машина поломалась.

— Мне сказали, на своей машине нельзя, — признался он. — Нет, вы правы… не надо об этом говорить. Просто пойдем. Ладно?

— Ладно. — Она пожала пушистыми плечами. — Ладно.

Говорить было больше не о чем, он тащил ее чемодан; чемодан сначала казался не очень тяжелым, потом очень тяжелым, а когда стал невыносимо тяжелым, лес неожиданно расступился. Дома Малой Глуши выступили из волокнистого мрака, похожие на огромных спящих животных, благодаря странной игре тумана казалось даже, что бока их вздымаются и опадают. Нигде не горело ни одного огня.

Ему стало неприятно, когда он представил себе, как стучится в какой-то дом, любой (наверное, крайний, тот, что ближе всего к лесу?), и кто-то, совсем чужой и незнакомый, открывает дверь и смотрит на них из мрака.

— Может, переночуем тут? — сказал он неуверенно. — Дождемся рассвета и уже тогда?

Воздух сделался неожиданно холодным и каким-то липким, но остаться здесь, снаружи, было не так страшно, как войти в незнакомый дом.

— Нет-нет, — сказала она шепотом. — Надо стучать.

— Как хотите.

Он направился к ближайшей хате, такой же черной и глухой, как остальные. Над ней, над самой трубой, висел бледный серпик луны, как это обычно показывают в кино. Окна были маленькими, темными и слепыми.

Он пошарил фонариком, луч уперся в крашеную дверь. Здесь не так, как в Болязубах, — сады и огороды, похоже, располагались на задворках.

У порожка лежал пестрый лоскутный половичок.

Он поднял руку и согнул пальцы, чтобы постучать.

— Как вы думаете, — сказала Инна шепотом, — кто нам откроет?

Я хочу сказать…

— Откуда я знаю, — сказал он сердито и ударил костяшками пальцев в дверь.

— Я боюсь, — жалобно прошептала Инна.

— Теперь это как-то бессмысленно. Я хочу сказать, в нашем положении.

За дверью раздался какой-то шум, шаркающие шаги, потом женский сонный голос спросил:

— Хто?

— Переночевать! — крикнул он. — Откройте.