Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)

О матушке государевой наложницы я от верной моей вдовы Балгуи слыхала, той на базаре молодуха Иургах сболтнула, жена писца из наместниковой канцелярии...

В общем, каждый знал свой кусочек правды, и только в моих книгах эти кусочки собрались вместе. Да и то — пришлось собирать из них картину, как искусный художник из цветных камушков складывает мозаику.

Ну да ничего, я в своем деле и сама под стать художнику буду.

Глава четвертая

Только я, затворившись на засов, собралась записать в книгу ночной разговор с Гиуртизи, как раздался вопль мальчишки:

— Тетушка, тут тебя спрашивают!

Злая, невыспавшаяся, вышла я на двор. Ломило виски, и плясали перед глазами радужные мухи. Конечно, следовало спокойно подышать, делая медленные движения “засыпающей кошки”. Но что-то разленилась я последнее время. Наставник бы меня сурово отчитал... “Твое здоровье, ведьма, — это инструмент... за коим надлежит тщательно ухаживать”.

Стояло там, на дворе, двое незнакомых мне парней, одеты бедно, но чисто. Лица дочерна солнцем обожженные, глаза не поймешь какие — мутные.

— Вот, госпожа Саумари, это тебе!

И протягивают кожаный мешок. Увесистый, однако. Не иначе как от ростовщика явились.

— Ждите! — велела и с мешком в комнаты убрела. Снова дверь на засов закрыла, вытряхнула, что было в мешке.

Расписки. Нацарапаны острым резцом на дощечках меннарского дерева, чернеет морским спрутом печать городской канцелярии... Быстро перебрала я кучу, разложила все по срокам — и нашла расписку вдовы Таурмай. Что ж, вроде как соблюл ростовщик договор. Может, и недоложил чего, но это вряд ли — напугала я его изрядно духами своими любознательными.

Вышла обратно, к парням.

— Расписочку бы, госпожа Саумари, — просят. — Что приняли сами знаете что в целости и обид никаких не имеете.

И бумагу пальмовую суют, наилучшую. Пузырек с чернилами, по виду заморскими, перо павлинье...

Все понятно с ростовщиком. Ошейничек старушке подготовил. Неужто совсем дурой меня посчитал, словно я законов государевых не ведаю?

— Неграмотна, добры молодцы, — грозно сообщила я. — Ступайте отсюда. И хозяину своему передайте, что слово ведьмы подороже стоит, чем все его богатство. Ну, чего глазеете? В лягушек вас, что ли, превратить?

В лягушек они не хотели, тут же убрались со двора. Оглядывались то и дело — не скажу ли вслед сильное слово...

Вот так и начался день. И пошло-поехало. Сперва старый Хайгаркан притащился, боли у него, понимаешь, в спине. Потом купчиха одна пришла, на окраине скобяную лавку держит. Погадать ей надо позарез... но заплатила неплохо. А после от кожевенников примчались, молодуха там рожает, ну как тут без тетушки?

Солнце уже за полдень перевалило, когда я домой пришла. Не то слово пришла — приплелась я едва живая. Двойня там оказалась, и ужас до чего трудная...

Пришла — и глазам своим не поверила. Постоялец мой, господин Алан, на воздух сумел выползти. С помощью Гармая, понятно. Но ведь вчера еще пластом лежал, еле приподнимался, а тут экая прыть... Мальчишка ему чурбачок с заднего двора притащил, так вот, сидит он на чурбачке и речь держит. А перед ним старик Иггуси, на землю уселся да слушает. Мальчишка, конечно, рядом с господином вьется, аж рот раскрыл.

— Вот смотри, дедушка, жил некогда богатый человек, и был у него любимый сын. Рос он красивым и умным, но уж больно шебутным был. Целыми днями с дурными мальчишками по улице гонял.

— Известное дело, — заметил старик. — По юности-то ветер в голове, а после отрок войдет в возраст, остепенится...

— Но тут иначе вышло, — сказал Алан. — Когда мальчику дюжина исполнилась, свел он дружбу с ушлыми людьми. Те его и подбили из отцовского дома сбежать, за море, в дальние страны. Приключения ему всякие посулили, сокровища...

— Приключения, вишь... — Иггуси хмыкнул. Усомнился, видать. Да и я усомнилась. В таких сказках всегда дорожка гладко стелется, да в беду приводит.

— Конечно, приключения, — подтвердил Алан. — Как он с ними пошел, тут же приключения и начались. Посадили дурачка на корабль, а как подальше от тех земель оказались, связали его — и в трюм. Продали в первом же порту. Несладко пришлось мальчишке, переходил он от одного хозяина к другому, но, как подрос, сумел сбежать. Думал домой вернуться, да где он, тот дом? Даже в какой стороне искать, и то не знал.

— С голоду окочурился, или поймали беглеца? — Видно было, что ни то ни другое старика не устраивает, но ведь это самое вероятное. Забыл старик, что это всего лишь сказка.

— Представь себе, дедушка, нет. Скитался он, бедствовал, но добрался все же до дальней страны, где повезло ему. Нашлись добрые люди, обогрели бродягу да и к делу приставили. Дюжина лет после того прошла, и обзавелся домом, торговлю развернул, друзей у него было полно, с богатым-то всяк дружить хочет.

— Чем же торговал? — поинтересовался Иггуси. — Уж вряд ли горшками, на горшках-то особо не разживешься, знаю... только если какого искусного художника найти, чтобы он их занятными картинками расписывал... правда, редко такого встретишь, да он небось и цену задерет...

— Нет, не горшками, — возразил Алан. Задумался о чем-то на миг, затем продолжил: — Тканями он торговал дорогими, у него знатные люди отоваривались. Он с ними-то, со знатными, с начальниками той страны, через те ткани дружбу завел, делал им подарки дорогие и за то имел их милость.

Алан говорил медленно, то ли нутро болело, когда воздух от живота к языку шел, то ли просто слова подбирал, будто на ходу сочиняя.

— И что ж дальше с ним было? — подал голос старик Иггуси. — Счастье-то — штука непостоянная. По себе знаю.

— Именно так, дедушка. Дальше кончилось его счастье и несчастье началось. Послал он несколько кораблей с товаром, и поглотила их бездна морская. А товару-то он накупил на все деньги свои, думал прибыль тройную взять. Да мало что на свои — занял он денег у других купцов, под залог дома, под обещание будущих прибылей.

— Под какую долю его ссудили? — Практичный старик интересовался подробностями. — У нас меньше десятой доли не берут.

— Про то в точности не знаю, дедушка. Наверное, немалая была доля, раз уж человек занял такие большие деньги. Но вот пришла весть, что все его добро погибло, и должен он всем сразу. Тотчас отвернулись от него бывшие друзья, и кинулся он тогда к знатным людям: покровители мои высокие, отцы мои, в беде я, вызволите, не то и меня, и жену с детьми малыми на рынке продадут. Ссудите деньгами, я торговлю разверну, подымусь снова, вдвойне отдам.