Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2011)

— Я... ну... я погорячилась!

— Пирожки такие вкусные, что выбирать между ними — преступление.

Они проходят мимо магазина с вывеской “Железный”.

— Меня, кстати, Иваном звать.

— Жанна.

— Я уже знаю.

Молчание.

Мы молчим, думает Жанна, но в этой тишине я согласна умереть.

— Вы, Жанна, недавно стали продавать на вокзале пирожки?

— Можно и так сказать.

— Точно недавно. Я бы вас заметил.

— Вы в этом уверены?

— На сто процентов.

Они подходят к её подъезду.

Жанна говорит:

— Спасибо, что помогли мне донести коробку. Хоть это и не нужно было, она совсем лёгкая.

— Ну что вы! — почти выкрикивает, словно в громкоговоритель, он. — Я — с удовольствием.

Жанка не смотрит на него. Он не смотрит на Жанку.

Боже, неужели ты всё-таки сделал это?! — думает Жанка. Вот оно: моё тело как вата, моё сердце колотится и жить — Боже! — как же мне хочется жить!

— Может, — несмело говорит Иван, — Жанна, может, сходите со мной в кафе?

— В кафе?

— Ну да. Поговорим по душам. Выпьем “Закарпатского” коньячка.

— Не знаю.

— Вы завтра будете на работе?

— Буду.

— Тогда завтра увидимcя. Оставьте для меня свой самый лучший пирожок.

— У меня все пирожки хорошие.

Он собирается уходить. Он смущён.

Какой он робкий, думает Жанка. Такой красивый и такой робкий. Редко можно встретить красоту, которая не выпячивает себя.

— А вы тут живёте? — тихо говорит он.

— Да. Давно.

— Хороший район.

— Недалеко от вокзала.

Жанка не знает, что ещё сказать.

— Вы женаты? — вдруг непонятно почему спрашивает она.

— Я? Нет!

— Хорошо.

— Не знаю, хорошо ли, — он выглядит каким-то грустным, — иногда, знаете, так хочется, чтобы кто-то спросил, о чём я думаю.

— И о чём вы думаете?

— Мне стыдно признаться.

Жанка вспыхивает, хоть и не уверена, правильно ли поняла его намёк.

Всё. На сегодня хватит.

— До завтра, Иван.

— До завтра, Жанна.

Баба Вика не открывает. Жанка в третий раз нажимает звонок. По ту сторону двери подозрительная тишина.

— Виктория Викторовна! — кричит Жанка. — Вы дома?! Виктория Викторовна!

Жанка слегка толкает дверь, и та открывается. Жанка заходит в квартиру.

— Виктория Викторовна!

Баба Вика сидит, выставив ноги, в своём любимом мягком кресле на балконе, с которого удобно смотреть на то, как проходит май.

— Виктория Викторовна, — тихо зовёт Жанка.

Баба Вика никак не реагирует. Наверное, спит, думает Жанка. Выходит на балкон. Глаза бабы Вики широко раскрыты. Глаза выпучены — так, словно хотят вобрать в себя всё, что видят в этот момент.

Только теперь Жанка замечает, что левая рука бабы Вики свешивается с поручня кресла и нервно подрагивает.

— Виктория Викторовна, вам плохо? — догадывается Жанка.

— А ты разве не видишь, — еле слышно шепчет баба Вика правым уголком рта. — Меня парализовало.

Жанка несколько секунд беспомощно смотрит на парализованную, а затем вдруг заливается слезами:

— О боже! Что же теперь будет! Виктория Викторовна! Что теперь будет!

— Дура, — шепчет баба Вика. — Не реви. Сядь возле меня.

Жанка вытирает слёзы рукавом, точно как в детстве. Послушно садится на соседнее мягкое кресло, но это выглядит как-то неправильно, даже немного абсурдно.

— Не нужно сидеть, — говорит Жанка, — нужно что-то делать! Надо вызвать “скорую”!

— Дура, — повторяет баба Вика.

Жанке кажется, что голос бабы Вики становится всё слабее, словно доносится из глубокого колодца, мгновенно углубляющегося ещё больше.

— Жанка, — шепчет баба Вика, — они всегда были около меня, а я их не видела.

— Кто?

— Они.

— Кто они, Виктория Викторовна?

— Подсолнухи.

— Подсолнухи?

— Подсолнухи.

— Подсолнухи.

Баба Вика напряжённо смотрит куда-то вперёд. Жанка ничего особенного там не видит. Бредит, думает она. Нужно вызвать “скорую”. О боже...

Жанка снова начинает беспомощно всхлипывать. Окружающее становится каким-то слишком ярким и отчётливым, и Жанка всё замечает. Всё-всё. Замечает лысого дядьку, который сидит на балконе второго этажа в доме напротив. Замечает бездомного пса на детской площадке во дворе и то, что он играется... чем?... да, он играется чьими-то трусами. Замечает чистое-чистейшее небо в кронах тополей.

Нужно запомнить этот момент, думает Жанка.

— Посмотри, Жанка, как красиво они цветут.

Жанка беззвучно плачет.

— Кто красиво цветёт?

— Подсолнухи.

— Где подсолнухи?

— Всюду.

Её голова ей уже не принадлежит, думает Жанка. Но лучше видеть перед смертью подсолнухи в цвету, чем тех ужасных адских чудовищ, что приходили к Жанкиной матери в её последнюю ночь... Вдруг рука бабы Вики перестаёт подрагивать.

Жанка бросается к телефону в коридоре.

— Алло, — кричит она в телефонную трубку, — тут, кажется, умер человек... в кресле... на балконе!

Адрес? Возраст? Семейное и социальное положение? Возможная причина смерти?

— Я не знаю, от чего она умерла! — кричит Жанка. — Её последним словом было “Всюду”...

На том конце провода сообщили, что карета “Скорой помощи” уже выехала, пусть Жанка не паникует и не нервничает, пусть выпьет успокоительное, глубоко дышит, думает о чём-нибудь хорошем.

— Смерть — это не самое страшное, что может случиться с человеком, — спокойно сообщают Жанке на том конце провода.

— Да. Я знаю. Но, понимаете, Виктория Викторовна всегда была такой оживлённой.

На том конце провода ничего не отвечают.

— Послушайте, — говорит Жанка. — Вы меня, конечно, извините, но я должна уходить на работу. Не могу вас дождаться, понимаете ли, нет времени, должна бежать на работу. Вы уж тут сделайте всё что нужно, хорошо? Она лежит на балконе.

Жанка кладёт телефонную трубку. Берёт на кухне аккуратно сложенную бабой Викой коробку со свежими пирожками и идёт на вокзал. Возле подъезда бабы-Викиной пятиэтажки смотрит по сторонам.