Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2006)

То же писал в 1910 году и А. А. Кизеветтер: «...Вопреки распространенному мнению о том, что Александр по слабости характера уступил влиянию Аракчеева, отказываясь от собственных планов, на самом деле Аракчеев с его военными поселениями сам целиком входил в эти планы царственного мечтателя, умевшего как никто связывать в своих фантазиях самые противоположные элементы. Известно, что мысль о военных поселениях принадлежала лично Александру, и Аракчеев, не одобрявший этой мысли и возражавший против нее, стал во главе военных поселений только из угождения воле Государя»20.

В настоящее время историки единодушны во мнении, что, «возвысив графа, Александр не отдал ему управление государством, а, напротив, взял это управление в свои руки так, как никогда прежде не брал <...> Только с помощью вездесущего, необыкновенно энергичного, до предела исполнительного Аракчеева император Александр был в состоянии управлять Россией так, как хотел, т. е. всё и вся держа под своим контролем и влиянием, всеми сколько-нибудь важными делами заправляя. И при том оставаясь всегда в тени! »21

Одни постоянные многомесячные поездки Александра по Империи, начатые в 1816 году и продолжавшиеся вплоть до последних недель царствования, внимательное исследование Государем положения дел на местах — в казахских улусах и на уральских заводах, на финских хуторах и в польских местечках, в губернских городах и маленьких деревнях, в крымско-татарских аулах и селениях духоборов — лучшее свидетельство крайне ответственного отношения Императора к делу государственного управления. Обретенная вера привела Александра не к апатии, но, напротив, к огромной ревности в служении своему отечеству, в исполнении долга верховной власти, возложенной на него Творцом.

Подобно многим иным русским правителям, Александр ощущал острую нехватку честных, умных и предприимчивых людей, которым он мог бы доверить управление. В 1816 году он говорил генералу Киселеву: «Я знаю, что в управлении большая часть людей должна быть переменена, и ты справедлив, что зло происходит как от высших, так и от дурного выбора низших чиновников. Но где их взять? Я и 52 губернаторов выбрать не могу, а надо тысячи <���…> Армия, гражданская часть, всё не так, как я желаю, — но как быть? Вдруг всего не сделаешь, помощников нет…»22

Причины такой постоянной нехватки достойных администраторов — это отнюдь не рок России, но объективное следствие, с одной стороны, режима авторитарного, а с другой — общества все более нерелигиозного. Контроль граждан за своими начальниками шлифует добродетели чиновников при развитом самоуправлении, страх Божий, религиозно-нравственное воспитание и окружение создают честных и верных слуг в государствах авторитарных. Ослаб­ление же веры при отсутствии гражданского контроля делает чиновника «общественным бедствием». От бабки Александру досталось очень испорченное высшее сословие и вполне авторитарное политическое устройство. «У меня так мало поддержки в моих стремлениях к счастью моего народа! — жаловался он в конце декабря 1812 года графине Шуазель-Гуфье. — Признаться, иногда я готов биться головой о стену, когда мне кажется, что меня окружают одни лишь себялюбцы, пренебрегающие счастьем и интересами государства и думающие лишь о собственном возвышении и карьере»23.

Аракчеев, верующий и благочестивый с молодых лет православный христианин, одаренный блестящими организаторскими способностями и административным талантом и, что, наверное, самое главное, трудившийся не ради корысти и славы, а так же, как и Император, следуя своему нравственному долгу (известно, что Аракчеев отказывался от всех дорогих наград, от алмазных украшений с даруемых ему императорских портретов, от ордена Андрея Первозванного, от фельдмаршальского жезла и в конечном счете отказался от пенсии в 50 тыс. рублей, которую ему пожаловал Николай I24), такой сотрудник был бесконечно нужен Александру. Император прекрасно знал слабости и недостатки своего гатчинского друга — малокультурность, обидчивость, завистливость, ревность к царской милости, но все это перевешивалось в глазах царя его достоинствами. Александр, Аракчеев и князь А. Н. Голицын втроем составили тот мощный рычаг, который чуть было не развернул Россию с пути к национальной катастрофе, намеченного деяниями «великих» монархов XVIII века — Петра и Екатерины.

Разбиравший после смерти Аракчеева его домашний архив граф П. А. Клейн­михель нашел множество черновиков деловых писем Аракчеева третьим лицам, написанных рукой Императора.

Теперь нам совершенно ясно, что за программой преобразований второй половины Александрова царствования, в том числе и создания военных поселений, стоял не Аракчеев, но сам Государь. По многим признакам можно сделать вывод, что это был замысел грандиозной реформы, замечает историк Александрова царствования.

Ближайшие цели реформы были ясны и официально объявлялись властью. В Манифесте 30 августа 1814 года «Об избавлении державы Российской от нашествия галлов…» помимо прочего провозглашалось: «Надеемся, что продолжение мира и тишины подаст нам способ не только содержание воинов привесть в лучшее и обильнейшее прежнего состояние, но и дать им оседлость и присоединить к ним семейства». «...Мы склонны видеть связь между идеей устройства военных поселений и религиозным настроением Благословенного монарха, — подчеркивает великий князь Николай Михайлович. — Ведь основой введения такого рода поселений было желание облегчить участь солдат в мирное время, дать им возможность жить с семьями, наделить их земельной собственностью, другими словами, самая мысль была высоко гуманная, пропитанная великодушными стремлениями»25.

Чтобы оценить относительную гуманность военных поселений, нам следует вспомнить, что представляла собой русская рекрутчина в эпоху крепостного права. Барон Н. Е. Врангель оставил зарисовку с натуры взятия в рекру­ты в конце 1850-х годов, то есть накануне освобождения крестьян. В на­чале XIX века положение было еще более трагическим и воинские обычаи — еще более жестокими.

«Тогда солдат служил тридцать пять лет, уходил из деревни почти юношей и возвращался дряхлым стариком. Служба была не службою, а хуже всякой каторги; от солдат требовали больше, чем нормальный человек может дать. „Забей трех, но поставь одного настоящего солдата” — таков был руководящий принцип начальства. И народ на отдачу в солдаты смотрел с ужасом, видел в назначенном в рекруты приговоренного к смерти и провожал его как покойника. <���…> Опасаясь, что несчастный наложит на себя руки или сбежит, его связывают, забивают в колодки, сажают под караул и, дабы его утешить, дают напиться допьяна <���…> Забитых в колодки людей ведут под руки; они с трудом передвигают ногами, упираются, пытаются вырваться, — но их тащат силою к телегам и укладывают, как связанных телят… Эти зрелища были ужасны»26. И хотя то ли сам мемуарист, то ли редактор русского издания ошибся — рекрутчина длилась всего (!) четверть века, но и этот срок и строй солдатской жизни были вполне бесчеловечны.