Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2007)

Однако без этой линии для такого некомпетентного читателя, как я, книга Элтанг была бы гораздо скучнее. Если вообще состоялась бы.

1 Поэтический сборник русскоязычных авторов, живущих не в России (М., “Новое литературное обозрение”, 2005).

2 См.: http://users.livejournal.com/_moses/

3 Рецензия В. Кирсанова: .

4 Палья К. Личины сексуальности. Екатеринбург, “У-Фактория”; Изд-во УрГУ, 2006, стр. 144, 146.

5 Этот термин, означающий первую стадию алхимического Великого Делания, встречается и в “Побеге куманики”.

6 Модную тему экспериментов со стволовыми клетками ради вечной жизни мы встречаем в романе Д. Липскерова “Леонид обязательно умрет” (2006), где, к слову, также присутствуют члены некой тайной секты бессмертных.

7 “тело моей любви слишком прожорливо”, — сообщает о себе герой в другом месте.

8 “если верить лоренцо (лечащий врач Мораса. — А. Ч. ), я провел на барселонском балконе весь две тысячи пятый год, а на мальтийском балконе был не я, а кто-то еще”, — рассуждает Морас.

9 Ср. с: “<���…> из определенных Солей человеческого Праха под силу Философу, не прибегая к преступной Некромантии, восстановить Облик любого Мертвеца из Праха, в коий его Тело успело обратиться” (трактат Бореллия, цит. по: Лавкрафт Г. Ф. Жизнь Чарльза Декстера Варда. — В его кн.: “Тварь на пороге”. СПб., “Азбука-классика”, 2005, стр. 123. Лавкрафт также упомянут у Элтанг).

10 А также в кино: в иной мир через дерево можно было попасть как в “Сонной лощине”, так и в фильме прошлого года “Лабиринт Фавна”.

11 Литература на основе блогов (так называемый “блук” — от blog и book соответственно), уже довольно распространенная на Западе, только проникает в нашу словесность — см. “Слово о цветах и собаках” С. Львовского, “Ангелы на первом месте” Д. Бавильского и “Недетскую еду” Л. Горалик, а также целую серию в издательстве “Запасный выход”.

12 Ср. иное мнение Сергея Костырко: “Здесь я бы воспользовался словом „салон” в том его значении, в котором этим словом пользуются арт-критики. <...> вариант „интеллектуального”, „высокоэстетического” ширпотреба, который обязан создавать <...> ощущение собственной избранности, „продвинутости” [у потребителя]” . (Примеч. ред.)

Путевые заметки о поэзии

Вера Павлова. Ручная кладь. М., Захаров, 2006, 317 стр.

Вера Павлова. По обе стороны поцелуя. СПб., “Пушкинский фонд”, 2004, 153 стр.

Вера Павлова. Совершеннолетие. М., ОГИ, 2001, 347 стр.1.

Не так подробно, Господи!

Вера Павлова.

При подъезде к какой-то станции я увидел в окне вагона чисто выбритую собаку. Бр-р-р. Чисто выбритая собака похожа на чисто выбритую подмышку. Неприятное зрелище. Впрочем, волосатая подмышка тоже не лучше. Плоть, одним словом. И так не так, и эдак не эдак. Что ни сделаешь — все хуже. А тут еще на соседней полке похмельный сосед философствует:

— Женщине, — говорит, — от природы дано такое, чего мужик и не придумает.

А сам почесывается спросонья да с похмелья. Как только в поезд сели, жена его, пьяненького, на верхнюю полку затолкала да еще и пинков надавала, чтоб не бузил. А он — ничего так. Не в обиде. Еще и нахваливает свою “половину”.

— И чего же ей такое дано особенное? — спрашиваю.

— Как чего? Тело! — А сам руками в воздухе чертит, будто женщину рисует со всеми ее характерными изгибами.

Вот такой попутчик попался со своим семейством — женой и сынком маленьким. На целые сутки. На целых двадцать четыре часа. Как раз в тему. Хотя в чем-то прав. Умнейшие мужи над иными вопросами всю жизнь голову ломают. И ничего не могут понять. А женщине ничего этого не надо. Ей от природы дано.

А тут и станция подоспела. Вышел покурить — сразу толпа женщин накинулась. Купи да купи. Водка, вареники, торты, мороженое, рыба вяленая и рыба жареная, яблочки моченые, огурчики соленые. Словом, все, что было в городке, пособирали и — к поезду.

— Бабуля, — спрашиваю, — а для души что-нибудь есть?

— Для души? — Задумалась. — А вот пива купите.

Для души у меня книги Веры Павловой. На все двадцать четыре часа.

И вдруг открыв, что можешь говорить,

сказать. И звуку слова удивиться.

О том, что никогда не повторится,

сказать. И никогда не повторить.

Это внезапное преодоление немоты, это открытие, конечно, и есть открытие поэта. Тем более, что в нем присутствует дальнее эхо голоса той, что “научила женщин говорить”, — как обещание следовать или по крайней мере учитывать традицию. И не просто традицию — традицию русской женской поэзии, русской женской судьбы. И уже одно это заставляет вчитываться. Да и попытка прямого сопоставления, попытка напрямую встроить себя в ряд знаковых для нашей поэзии имен — вот она, эта попытка:

Воздух ноздрями пряла,

плотно клубок наматывала,

строк полотно ткала

Ахматова.

Легкие утяжелив,

их силками расставила

птичий встречать прилив

Цветаева.

Ради соитья лексем

в ласке русалкой плавала

и уплывала совсем

Павлова.

Что ж, стихи растут и не из такого сора. И если уж “ради соитья лексем” нужно плавать русалкой в ласке, то почему бы и нет? Только этим Вера Павлова как бы очерчивает некий “Виев” круг, за который не то чтобы нельзя ступить, просто она за него не ступает. И в этом самом кругу она и пытается “не повториться”, что, согласитесь, непросто. Но, забегая вперед, скажу, что с этой-то задачей она почти справляется. Пока справляется. Что будет потом — неведомо. Всяко может быть. Какие ее годы?

Проще говоря, Вера Павлова сотворила свою конституцию, свой основной закон, по которому только и можно судить о ее поэзии. Если его не учитывать — ничего не поймешь. Или поймешь неправильно. Вера Павлова живет и пишет по закону плоти . Для нее вопрос: “Дано мне тело. Что мне делать с ним?” — не стоит. Плоть — источник, извините за высокопарность, вдохновения, источник строк и строф. Для кого-то таким источником является социум, все происходящее вокруг, для кого-то — история, для кого-то — Бог. Для Веры Павловой — плоть. Именно за такую поэзию она и ответственна. Больше — ни за какую другую:

…поскольку отвечаем головой

за песенку, что выдохнуло тело…

Если судить о поэзии Павловой только по отдельным звонким фразам, которые у многих на слуху, может сложиться впечатление, что она, как и многие ее ровесники-стихотворцы, пытается заигрывать с современным обществом, падким на остренькое и “кислотненькое”. С обществом потребления, где уже и птицы почти не поют, а только жрут и гадят на головы прохожих. С обществом потребления, способным, что естественно, только потреблять. Оно и будет потреблять до тех пор, пока его в один прекрасный день не разорвет, как известного персонажа братьев Стругацких. Велико желание многих время от времени подбрасывать ему кость — чтобы хотя бы заметили, не посчитали начисто отсутствующим в современном мире. При поверхностном взгляде на стихи Павловой такое подозрение возникает. И у меня возникло поначалу. “Так юное влагалище, рыдая, / под мужеской рукой пощады просит / и жаждет, чтобы не было пощады”. Или, например, такой набор примет: