Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2010)

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,

И первый маршал в бой нас поведет!

Я делаю все, как он, мне это очень нравится и даже ногами хочется топать! Он спел, начинает смеяться, потом говорит: “Ну, ты молодец! Все будет хорошо! Теперь слушай и запоминай, какой у нас будет выход!” Я не знаю, что такое “выход”, но не спрашиваю, а слушаю.

“Сначала хор выйдет и построится по голосовым группам, — объясняет он, — потом выйдешь ты, дойдешь до середины сцены, повернешься к залу и — поклон. Потом повернешься к хору, руки поднимешь до середины и ждешь. Они все должны на тебя смотреть. Когда уже все смотрят, мне правой рукой делаешь небольшой знак, и я тут же для хора даю камертоном „ля””.

“Я сама могу им „ля” дать, без камертона”, — говорю я, потому что думаю — раз я дирижирую, то я и должна дать им “ля”. У него стало такое странное лицо, как у Бабушки, когда непонятно — она сейчас будет плакать или смеяться. Он думает, потом объясняет: “Понимаешь, хор привык к камертону, это раз! А во-вторых, камертон из-за кулис в зале не слышен, а ты пропоешь им „ля” на сцене, в зале будет слышно, понимаешь?” — “Понимаю!” — я киваю головой. “Ну вот, — радуется он, — пошли дальше. Хор услышал камертон, и сразу все тихонько „замычат” — в унисон камертону. Ты тут же поднимаешь руки вверх, все перестают мычать, на тебя смотрят, и ты начинаешь дирижировать. По-моему, все очень просто?” — “Да, — говорю я, — это просто!”

Мамочка, когда вечером узнала, что я дирижирую, сказала, что выступать надо в платье и туфлях, — я сразу подумала, что это правильно, но сама бы я ни за что не догадалась!

“Но у нее туфли только летние!” — расстроилась Бабушка. “Вот и прекрасно, — обрадовалась Мама, — они больше похожи на нарядные! И вот еще что, Мамочка, — сказала Мама Бабушке, — подбери ей, пожалуйста, чулки, чтобы штопка была не видна”.

КОНЦЕРТ В “МАДРИДЕ”

Сегодня день концерта — Эллочка уже ушла, а мы собрались и тоже пошли — Бабушка, Анночка и я. Очень жалко, что Мамочки нет — она, как всегда, работает! Мы пришли в “Мадрид” — мне сказали, чтобы я сразу шла за кулисы, но мне очень хотелось посмотреть, что в зале, мы туда вошли, и я просто охнула — такой большой зал — и везде-везде сидят раненые, и у них очень радостные лица. Мест свободных почти нет — мы пошли по проходу — а раненые, как только увидели Анночку, сразу стали звать: “Идите к нам, идите к нам!” Анночку уже кто-то к себе на руки посадил — Бабушка смеется, Анночка смущается — я думаю — как все здорово, и бегу за кулисы.

Там тоже все очень интересно — я везде хожу, все разглядываю! И вдруг слышу — концерт начался — очень сильно хлопают, потом — тихо, кто-то играет — и опять все хлопают. Я разглядываю потолок, стены — очень много интересных вещей, но я не знаю — для чего они. Ко мне подходит наш хоровик и спрашивает: “Ты готова?” — “Да”, — киваю я. “Через два номера наш выход, — говорит он, — теперь стой около меня и никуда не отходи!” — “Хорошо”, — говорю и стою около него.

И вот наш “выход”! Хор выходит и очень быстро “строится”. “Теперь ты!” — говорит наш хоровик, улыбается и кивает-кивает мне головой.

Я выхожу на сцену — иду к середине — и вдруг слышу, как сильно в зале хлопают! Я удивляюсь — ведь они меня совсем не знают и я еще ничего не сделала — а они хлопают?! Подхожу к середине сцены, поворачиваюсь лицом к залу — ой, какой яркий свет, я не вижу их лиц, но сразу вспоминаю, какие у них были радостные лица, когда мы вошли в зал с Бабушкой и Анночкой, до начала концерта! Я им всем улыбаюсь и кланяюсь низко-низко, как Бабушка меня научила. И тут они так громко начинают хлопать, что у меня даже сердце начинает стучать очень громко! Я еще раз им улыбаюсь, поворачиваюсь к ним спиной, к хору лицом и не очень высоко поднимаю руки. И почти сразу в зале перестают хлопать — я рада — они понимают, что сейчас будет петь хор! Я помню все, что надо делать — я очень внимательно, как Мамочка, смотрю на хор, а сама стою очень неподвижно. И вижу — весь хор смотрит на меня — тогда я делаю небольшой взмах правой рукой — и слышу — камертон дает „ля”. Хор начинает тихонько мычать „ля”, я поднимаю руки выше, хор перестает мычать, тогда я вся вдруг напрягаюсь, напрягаюсь и потом как ударю руками по воздуху — и хор, как один человек, но очень сильный и очень громкий человек, начинает петь. Я дирижирую, и в груди у меня не просто радость, а какая-то огромная радость, я делаю шаг вперед, и мне кажется, что оттого, что у меня такие сильные руки, хор поет так хорошо и так громко. Сейчас уже будет концовка, я еще сильнее напрягаюсь, последний аккорд — и я ударяю по воздуху так сильно, что сильнее мне не ударить!

И вдруг в зале что-то как грохнет, так громко, что я даже замерла — и не сразу понимаю — это зал так хлопает! Весь хор, весь вместе — низко кланяется! И я сразу тоже низко-низко кланяюсь! И тут грохот усиливается — я слышу и понимаю — в зале не только очень громко хлопают, но и очень громко хохочут! Почему они так громко хохочут — я не понимаю!

А потом понимаю — хор поклонился залу, а я поклонилась хору — значит, спиной к залу! Какой УЖАС!!!

Я стою спиной к залу и не знаю, что делать, а потом как побегу со сцены, как помчусь, пробежала кулисы, сама не знаю, куда бегу — слышу, как все хлопают и хохочут, я бегу дальше — везде пусто, бегу-бегу, звук из зала все тише и тише, и совсем стало тихо!

Я остановилась — здесь очень тихо, света нет, но почему-то все видно — окна уходят очень высоко, и они даже как будто бы не окна, а сплошное стекло, вроде какие-то колонны, и низкий, такой низкий, что я могу на него присесть, подоконник из красивого камня.

Я сижу на низком подоконнике и ругаю себя — какая же я дура, как я могла поклониться спиной к залу?! Опозорилась! И всех нас опозорила, и музыкальную школу опозорила! Дура-дура, ужасная ДУР-Р-РА! Начинаю все вокруг разглядывать — здесь очень красиво, а видно все без света, потому что свет с улицы все освещает. Я встаю и начинаю гулять по “Мадриду”. Гуляю, все разглядываю, людей нет, света тоже, но все видно — и мне все очень нравится. Я долго гуляю, мне хорошо! Потом думаю — концерт, наверное, уже кончился, надо идти обратно, найти Бабушку, Эллочку.

Иду, иду, сама не знаю куда — я же здесь никогда не была, но думаю, что куда-нибудь, где есть люди, я обязательно приду! И прихожу вдруг прямо в зал, из которого люди на улицу выходят. Ко мне подходит мужчина и спрашивает: “Девочка, ты что здесь делаешь?” Я его тогда тоже спрашиваю: “А где же все, здесь же концерт был?!” — “Концерт кончился, — говорит он, — все домой ушли, а наши все по палатам разошлись! А где твоя одежда? Пальто, шапка, валенки?” — удивляется он. “За кулисами”, — говорю. “Ну, беги скорей, — он меня торопит, — справа дверь еще не заперта!”