Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2005)

Просторная холмленая округа была безлюдна. Здешние земли теперь не пахались, не сеялись, и скотины в колхозе осталось немного — лишь этот гурт, и потому гул машинный — что на земле, что в небе — раздавался редко. Зимой городские охотники порой колесили. А летом да осенью — глухая тишь. Лишь ветер шелестит сухими травами. И все.

Голос еще невидимой, далеко бегущей машины пастух и старая Жулька услышали вместе и стали глядеть: кто там и зачем?

Машина была легковая и не колхозная: кургузый зеленый “козел”. Она пробиралась дорогой почти неезженой откуда-то от Дона, со стороны Большого Набатова, одного из последних хуторов округи. Колхозные: председатель да зоотехник ездили другим путем напрямую от станицы.

Машина сначала подъехала к речке, потом к пустому скотьему стойлу с жердевой огорожей, наведалась к старому кладбищу, последнему знаку когда-то здесь бывшего хутора. Одним словом, блукала. Пока не увидела скотину, а потом пастуха на кургане. И тогда устремилась к ним.

Проворный Тузик обученно облетел по степи просторное полукружье, собирая и сбивая в кучу отставшую скотину. Неторопливо к дороге, к своему гурту и подъехавшей машине начал спускаться молодой пастух.

Внизу его ждали два тоже молодых, крепких мужика в таких привычных теперь пятнистых одеждах; то ли это военная форма, то ли дешево и удобно: брюки, куртки, кепки и даже майки пятнистые; на рукавах вроде воинские знаки.

— Здорово живешь, казак! — весело встретили хозяина гости нежданные.

— Слава богу, — сдержанно ответил молодой пастух.

— Твоя, что ль, скотина?

Тушистые породистые абердины, приземистые, кормленые, светили под солнцем жуковой шерстью.

— Больше пяти центнер, — на глаз прикинули приезжие… — А вон тот на тонну потянет. Танки, не скотина… Твои, что ль?..

— Ну да… — усмехнулся пастух. — Какие мои, колхозные.

— О… Колхоз еще живой?..

— Живой…

Молодому пастуху разговоры о скотине не очень понравились. Он решил поскорей их закончить и на всякий случай оборониться от людей неизвестных.

— По этому делу, по скотине, разговаривайте с председателем. Не перевстрели его?.. На красной “Ниве” он здесь мыкается. А лучше поезжайте к чеченам, на Набатов, на Осиновку. У них своя скотина, собственная. Там дело верней.

— Не надо нам скотины. Мы совсем по другому делу, — успокоили пастуха приезжие. — Мы из группы “Поиск”. Слыхал про таких? Мы ищем места захоронения солдат. Будущий год юбилейный, шестьдесят лет Победы. Вот мы и занимаемся. В войну ведь кое-как хоронили. Свалят в яму — и все. А мы находим такие места. Вскрываем. Бывает, что солдат числится без вести пропавшим, а мы определяем. По документам, по медальону. Письма иногда остаются. А уж потом останки на кладбище или в братскую могилу. Но уже как полагается: оркестр, памятник, венки. Слыхал про такие дела?..

— Вроде слыхал. Вы что, вдвоем копаете?

— Нет. Мы сначала ищем. Спрашиваем у местных жителей. Что и где. У стариков. Они же помнят. Где в войну хоронили и как. Ты вот пасешь. Здешние места знаешь. Может, где видел старые могилки?

— Они по всему хутору, эти могилки, — ответил пастух и повел рукой, указывая. — Кроме могилок ничего и не осталось.

И вправду летние скотьи базы располагались посредине когда-то большого хутора Горюшкин.

От него остались теперь лишь заплывшие ямы, грушевые деревья да могилы. Покойников хоронили в старые годы не на общем кладбище, а на своих левадах. Могилки, кресты, а порою надписи и теперь были целы от балки Сухая Голубая и до Ситникова переезда, на целый десяток верст.

— Нет… — отмахнулись приезжие. — Нам другое надо: военные захоронения.

Посвист крыл и громкое “ки-ки-ки!!” раздалось вдруг, и с неба на людей словно упала рыжеперая птица.

В последний миг она распустила мягкие крылья, опахнув теплым ветром и приезжих испугав. Птица остановилась в полете и ловко уселась на плечо молодому пастуху. Это был кобчик в коричневом оперенье крыл и с полосатой, словно в тельняшке, грудью.

— Вот это да… — удивились гости. — Твой?

— Это уж точно мой, не колхозный, — подтвердил хозяин и птице сказал: — Погоди. Сейчас покормлю.

Кобчик понял его, стал ждать, дремотно прикрыв пленой желтые глаза.

Молодой пастух еще раз оглядел приезжих, перевел взгляд на их машину, номер ее поглядел, потом спросил:

— А сами-то откуда?

— Из города.

— Ясно… Тут много людей побито. Сорок второй год. Летом три дивизии из окружения, считай, не вышли. А осенью выбивали немцев. Тоже полегло. Танковое поле, Солдатское поле, Набатовские колодезя, балка Трофеи, Красные яры, Майор. Там даже кресты стоят.

— Какие кресты?

— Простые деревянные. А может, погнили уже. Давно их ставили, лет, наверное…

— Погоди, — остановили его. — А ты можешь нам показать эти места?

— Я же не брошу скотину.

— А ты один стережешь?

— Вдвоем, — слукавил пастух. — Но напарник на хутор уехал. Должен к ночи вернуться.

“Ки-ки-ки!” — напомнил о себе рыжеперый кобчик, ворохнувшись на плече хозяина.

— Погоди, — успокоил его пастух, у приезжих спросив: — Карта у вас есть? На карте я бы отметил.

“Ки-ки-ки…” — протяжно принялась выговаривать птица.

— Замолчи! — повысил голос один из приезжих. — Попка дурак!

Птица смолкла, уставясь на приезжего неморгающим желтым глазом.

— Он — не дурак, — заступился хозяин. — Он — сокол, — и быстро завершил разговор: — Давайте карту. Я вспомню, отмечу. А пока… Поглядите у Майора. Над самым Доном, на Прощальном кургане могила, памятник. Майор Кузьминых там похоронен. А возле, ближе к хуторскому кладбищу, там тоже хоронили, бугорки остались. А еще у Красного яра. Там и немцы, и наши, все вперемешку. Дорога — над речкой, а справа — Красные яры. Мимо не проедешь.

Остроухий Тузик, подогнав отставшую скотину и увидев приезжих, примчался и встал рядом, переводя взгляд с хозяина на гостей: дескать, что это за народ и как к нему относиться?

А хозяин и сам толком не знал.

Гости принесли из машины карту здешних мест, спросили:

— Пойдет?

— Пойдет. Подъезжайте завтра. Я вечером погляжу, покумекаю.

Приезжие уже садились в машину, когда молодой пастух окликнул их.

— Если будете копать, — сказал он. — И вдруг… всякое бывает… Вдруг наткнетесь, по документам: Иван Атарщиков.

— Кто такой?

— Я… — засмеялся пастух.

Его не поняли. И он объяснил:

— Иван Атарщиков — мой прадед, воевал и пропал без вести здесь, в этих краях, в районе речки Голубой. Так в извещении было написано. А меня уж по нему назвали.