Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2005)

Извините, я убедился на собственной шкуре,

что победы не стоят потерь,

что любовь не стоит смертей,

что искусство не стоит

человеческих жертв.

Стало скучно? — идите домой,

как-нибудь проживу без оваций,

без вас, дорогие зрители,

крови чужой любители.

dir/

* *

*

Да пойми ты, обормот,

жизнь —

необратима!

Наше время — как диод,

либо ты — вперед, вперед,

либо — за борт, мимо…

Ибо времени-гонцу —

ни щита, ни крепости,

либо ты вперед — к концу,

либо сразу — вдребезги!

А у музы — свой обряд:

память, сон и звездопад,

ни вперед и ни назад —

вверх — на крыльях творчества,

с временем помолвлен ад,

с вечностью — пророчество.

Жизнь и в гибели права,

а поэзия жива —

словно мостик тесный

между бездной бесовства

и небесной бездной.

* *

*

Неосознанная вроде

с тайной смысла и числа

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла.

Карта, что была в колоде,

на ладонь мою легла —

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла.

И отводит, и подводит,

и творит свои дела

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла.

Тень заката в мире бродит,

но мучительно мила

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла…

Набатникова Татьяна Алексеевна родилась на Алтае. Окончила Новосибирский электротехнический институт и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор книг прозы «Домашнее воспитание», «На золотом крыльце сидели», «Дар Изоры», «Не родись красивой» и др. В «Новом мире» печатается впервые. Живет в Москве.

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ

Прошло тридцать шесть лет. Три полных цикла совершил зодиакальный круг. Значит, в тот раз, как и сегодня, год Змеи переходил в год Лошади. Только мы тогда об этом не думали, не знали, в эти игры не играли. Понятия о гороскопах не имели. Не было компьютеров, мобильных телефонов, да и вообще телефонов не было в нашей сибирской деревне, разве что в учреждениях. И невозможно было узнать, приедет или не приедет на Новый год тот семнадцатилетний мальчик, которого я ждала.

Каникулы уже начались, мороз трещал, снег скрипел под валенками, каждый день мы с Витькой бегали встречать автобус, который приходил из ближайшего к нам города Бийска. А гостя нашего мы ждали аж из Киселевска, есть такой город в Кузбассе.

Чем ближе к последнему дню года, тем меньше оставалось надежд. Потом они и вовсе исчезли.

Собрались мы своей компанией дома у Витьки, налепили пельменей, наморозили в сенях. Всем было весело, только мне тоскливо без моего желанного друга, но это пряталось глубоко внутри и никому не бросалось в глаза. Сияла елка, топилась печка, горели щеки, взрывался смех. Как во все времена у семнадцатилетних.

Пельмени уже варились, шли последние приготовления перед тем, как сесть за стол, — и вдруг...

Вдруг распахивается дверь.

Кто бы это мог быть? Витькины родители в гостях и не должны вернуться так рано.

А в Сибири в жуткие морозы в натопленный дом сперва врываются клубы холода и, беснуясь, застилают пол по колено. Как на эстраде под ногами у певцов, только стремительней и гуще. И лишь спустя мгновение поверх этого пара обозначается ввалившийся с мороза человек.

То был наш уже не жданный гость, сияющий и ослепительный. Ушанка и ресницы густо заиндевели от дыхания в долгом пути.

Одиннадцать часов вечера, самое время совершаться новогодним чудесам.

До сих пор я не знаю, какими попутками он добирался до нашей деревни в такую морозную ночь, в этакое время года, когда уже все по домам за столами. Скорее всего, последние девять километров от дальнего шоссе он просто прошагал пешком. Где пешком, где бегом. Я не успела спросить. Я ахнуть не успела — и лишилась чувств.

Это было самое чудесное явление за всю мою жизнь.

И вот снова новогодняя ночь. До одиннадцати остается всего час. И я так же, как тогда, неисполнимо, безнадежно жду. Только сильнее. И неисполнимее.

По правую руку от меня — домашний телефон, он время от времени звонит, меня поздравляют, мне желают. Только что по электронной почте я получила серию восклицаний из разных концов света и отправила им свои. Слева от меня лежит мобильный телефон.

И у того, кого я жду, есть и домашний, есть и мобильный. Есть и машина — и у него, и у меня. Десять минут езды между нами. Это не Сибирь, это Москва, двадцать первый век. Только тот, кого я жду, так же недостижим, как тогдашний мой мальчик — в те давние времена.

Позвонить нельзя. Почему — долго объяснять, понадобился бы целый роман, а не короткий рассказ.

Но вы и сами знаете, почему. Вы и сами часами сидели у телефона и готовы были руку себе отрубить, которая так и тянется к кнопкам, сил нет ее удержать. Вы и сами вымарывали из записной книжки этот проклятый номер, чтобы забыть его, забыть навеки. Но ведь он высечен у вас в памяти огненными цифрами, как в скале бессмертная надпись: “Здесь был Коля!” Был, да сплыл. А номер остался, не вырубишь топором. Да и как ему не остаться, если вы так или иначе находите какой-нибудь повод набрать его хотя бы раз в неделю. По делу, конечно, а как же иначе. У вас все еще есть к нему дело. Это у него к вам больше нет никаких дел.

Ну что, разве не так? Ну и зачем нам с вами писать и читать роман, если мы и без него все прекрасно понимаем. Лишь детали разнятся — возраст, рост, цвет волос, адрес. А суть одна. Позвонить — нельзя.

Хотя есть у меня одна мудрая подруга, которая советует: а ты звони, не отказывай себе в этом! Звони и получай свой ушат ледяной воды. Если не помоев. Раз тебя обольют, другой, третий, сто тридцать третий. На сто три-дцать четвертый раз тебе уже самой не захочется поднимать трубку за очередной дозой. Ты уже выберешь себе какое-нибудь другое занятие.

Рецепт верный, но лишь в том случае, когда надежды нет уже никакой и спасать приходится не отношения, а себя. А нам-то все кажется, что надежда еще есть. Ведь я знаю, что он в эту новогоднюю ночь тоже один, как и я. И, как и я, не позвонит.

Остается уповать только на чудо. Когда и случаться чудесам, как не в новогоднюю ночь? Да еще в такую, когда зодиакальный круг замкнулся.