Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2006)

Сергей Земляной. Вещь невозможности. — “Политический журнал”, 2006, № 12, 3 апреля .

“Научный атеизм есть, фигурально выражаясь, вещь невозможности, ибо в чистом виде он питается отрицанием существования бога. Однако отрицание чего-то дает парадоксальный результат: отрицанием дерева, то есть недеревом, может быть Вселенная, а может быть скарабей. Точно так же дело обстоит и с отрицанием теизма, идеи бога: наука о том, что не является теизмом, должна была бы стать наукой обо всем на свете, существующем, равно как и несуществующем. Но это абсурд. Вся штука в том, что свое позитивное содержание атеизм на протяжении многовековой истории черпал не из безбожной негативности, а из положительных религий, где впервые были выработаны его знаковые понятия и фирменные постулаты. <���…> Подлинной проблемой атеизма на самом деле является не вопрос о существовании/несуществовании бога, а вопрос о возможности/невозможности веры…”

Елена Иваницкая. Masslit. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2006, № 3.

“Неужели в самом деле „масслиту” противопоказана всякая правда, любые достоверные сведения? О чем бы то ни было? Что касается медицины, то авторы сразу городят нечто несусветное, стоит им вторгнуться в эту сферу…”

Наталья Иванова. Бей и спасай — или спаси и сохрани? — “ПОЛИТ.РУ”, 2006, 24 апреля .

“Но… назначать государственный праздник на 4 ноября как день антипольский (в подтексте) значит провоцировать развитие национализма в его наиболее отвратительном, военно-государственном виде. Так что лучше оставить в государственных „святцах” праздники Нового года, Рождества и Пасхи. Еврейской, католической, православной”.

А 9 Мая? (А. В.)

Александр Иличевский. Двенадцатое Апреля. — “ШО”, Киев, 2006, № 4 .

“Вообще в народе не бессмыслен бытующий слух, что Гагарин жив, что он не погиб, а его силком упрятали с глаз долой, поменяв лицо, поселив в недрах какой-то горы на Полярном Урале. Или — что его на небо взяли живым. Как Еноха. Как бы там ни было, в русских деревнях фотографию Гагарина можно встретить чаще, чем икону. Фотографию, на которой милым круглым лицом запечатлен первый очеловеченный взгляд на нашу круглую мертвую планету”.

См. также: “Полет Гагарина — это лучший критерий, позволяющий оценить роль России в мире по состоянию на середину ХХ века. Полет Гагарина — это историческое достижение, не подлежащее ревизии. Все, что угодно, можно поставить под сомнение, в полете Гагарина усомниться невозможно. <���…> Рано или поздно день 12 апреля обязательно станет главным национальным праздником России. Главным и любимым”, — пишет Олег Кашин (“Юрий Гагарин и суверенная демократия” — “Взгляд”, 2006, 11 апреля ).

См. также: “Если уместить весь мой посыл в одной фразе, то она будет выглядеть так: „Юрий Гагарин — это символ наивысшего триумфа Советской цивилизации и одновременно — фокус единения нации, которая по всем иным комплексам идей сегодня расколота и противоречива”. <���…> Возможно, многие меня оспорят, но если даже взглянуть на всю тысячелетнюю русскую историю, то из всех исторических личностей лишь две могут сравниться с Гагариным в единодушном трепетном к себе отношении нации. Это святой Сергий Радонежский, заложивший основы объединения русской нации и, по сути, сотворивший новую цивилизацию, наследовавшую Киевской Руси. И гений Александр Пушкин, который не только дал нации современный язык, но прежде всего — раздвинул границы невозможного для человеческого духа”, — пишет Денис Тукмаков (“Гагарин и нация” — “Русский Журнал”, 2006, 12 апреля ).

См. также: “Гагарин — это даже не олицетворение национальной идеи, он сам и есть национальная идея”, — пишет Дмитрий Леонтьев (“Главный русский” — “Русский Журнал”, 2006, 12 апреля ).

Имя собственное. — “Литературная газета”, 2006, № 17, 26 апреля — 2 мая.

Говорит Виктор Соснора, которому 28 апреля исполнилось 70 лет: “Все, что я мог написать, я уже написал. Поэтому сейчас уже год, как не пишу ни строчки. <���…> Я не вижу никакого литературного процесса. Несметное количество книг 40 — 50 — 60-летних не есть процесс. Стих их профессионален, даже с изюминкой (редко), но они мертвы. <���…> У меня нет товарищей в литературе. Поэтому нет ни радостей, ни огорчений”.

Владимир Кантор. Ужас вместо трагедии. — “Слово/Word”, 2006, № 50 .

“Перечислять имена великих по всему миру за этот период было бы бесплодным занятием, но вот осознать контекст, в котором творил Кафка, было бы существенно для осознания нашей проблемы. Я назову только пять имен соотечественников писавшего по-немецки пражского еврея: это Райнер Мария Рильке, это Зигмунд Фрейд, это Людвиг Витгенштейн, это Элиас Канетти, это Роберт Музиль. При этом надо учитывать языковую, культурную и политическую близость Германии и ее мыслителей и художников — Томаса Манна, Мартина Хайдеггера, Эрнста Юнгера и многих других. Не забудем и того, что человек, изменивший судьбу Западной Европы, Адольф Гитлер, тоже родом из Австро-Венгрии”.

Василий Киляков. Кровь на цветах. — “Подъем”, Воронеж, 2006, № 2 .

“Жук, прелестно-свинцово-сизый, забежавший под мою книгу на траве и замиравший, пока я читал ее, и замиравший, пока я снова не открывал страницу... Открываю — прячется, замирает. Он как бы делом отвечал на все мои вопросы и изыскания книжные: „Ничего, брат, нет, кроме самой смерти. А хочешь жить — не высовывайся””.

Капитолина Кокшенёва. Другие сеятели. — “Москва”, 2006, № 3 .

“Как после тревожной и напряженной городской жизни врастаешь в тишину какого-нибудь водного простора, так и здесь — после чтения душной, похотливо-старческой по интонации недавней прозы Вл. Маканина я (так уж получилось само собой) погрузилась в тонкий строй совсем иного, бродя по страницам произведений Бориса Агеева, Петра Краснова и Сергея Щербакова…”

Леонид Костюков. Мировая литература. — “Иностранная литература”, 2006, № 3.

“Прямее других пошел (по-моему) Курт Воннегут. Он показал, что многие вещи потеряли смысл и заслоняются от гибели собственными именами. Мы привыкли к тому, что слова возникают в сгущениях смыслов, и продолжаем уважать однажды названное. Воннегут отодвинул таблички с именами — за ними зевнула пустота. <���…> В других местах, наоборот, сгустился смысл — и Воннегут впаял туда имена. <���…> Мне кажется правильным говорить о Трифонове в этом контексте — наряду с Бёллем или Воннегутом, а не в обойме отечественной городской прозы или через оптику вялотекущего конфликта с властями. Наверно, понятно почему”.