Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2005)

— Я все рассказала директору, — поведала Катя, а Оля удивилась — зачем? — Знаешь, что он сказал? Что тоже хочет спонсировать, но с договором и по-человечески.

Теперь будем прыгать по выставкам, неприязненно подумала Ольга. Как ребенок, который все что ни попадя в рот тянет. Успех называется. Не дай бог. Ей рано, а мне поздно, все вкривь и вкось.

Две неудачницы из барака на окраине Самары, заросшего бурьяном и крапивой выше головы, мечтала Катя, они станут участвовать. Художественные салоны выстроятся в очередь, и все увидят, наконец-то увидят то, что она хотела и долго не знала, как сказать, пока не встретила Олю, и поймала. Поймала сразу все: и смысл труда, и пенье глины, и будущее теперь сидит в руке, как плененная птичка. Жажда и напор, как у водопада, — это оттого, что поздно отыскалось. Как человек она, может, и немолода, а как художник только родилась...

Старуха со сверкающими велосипедными спицами преследовала Оксану. Ей казалось, что та не только подмигивала, но обнаглела и, пронесясь мимо с бугристыми картофельными коленками, обозвала ее дурой.

Озадаченная, Оксана подняла бинокль и увидела женщину на берегу. Та шла по самой кромке моря в браслетке из желтых монет и многослойной юбке, вымокшей до колен, и казалось, с кем-то разговаривала, иногда запрокидывая голову, чтобы отпить из фляжки. Женщина была немолодой, смуглой, мрачной, похожей на итальянку и рассуждала сама с собой.

Зря она привезла сюда Катю, не нужно было ехать в место сильных чувств. Здесь Ольга когда-то познакомилась с Виктором, и тот завладел ее жизнью. Влюбился, расспросил обо всем, обзывал невротичкой, дразнил художницей от слова “худо”, загнал в угол, и тогда, наперезадор, она закончила академию. Потом он уехал на Север реставрировать церкви, хорошо заработал, вернулся, дразнил деньгами, все потерял в гайдаровскую реформу, запил, ушел от нее к главбуху фармацевтической фабрики, вернулся, повез отдыхать в Ялту, а она сбежала из аэропорта. Он позвонил из Ялты и сказал: “Я тебя ненавижу, но очень с собой борюсь”. Он ревновал ее к холстам и глине, насмешничал, завидовал, а все равно любил. Счастлива она, конечно, не была, разве что первые три месяца, но вдохнула, укрытая его любовью так, что спустя восемь лет не чувствует себя одинокой. Не знает одиночество в лицо и, если встретит, не узнает. Люди — это истории, что с ними приключились, исписанные страницы, и ее страницы дорогого стоят. Дороже Катиных, только начатых. После его гибели она отворачивается от табачных “рено”, забывая, что его нет, пока не видит автомобиля. И разве позволит она кому-нибудь, кроме него, верховодить своей жизнью? Она усмехнулась, вспомнив невидимого собеседника. Пусть вначале скажет, откуда у него право собирать мзду. Что он дал, чтобы отнимать? Словно услышав, он возник рядом, в чем-то строго сером.

— Я заметил, что ты как все. Владеешь, не поблагодарив, расплачиваться не желаешь. Кстати, можешь не спешить с ответом. Тут есть человек, которому скоро предстоит умереть. Не хочу упустить. Пойми меня правильно: люди безответственны, а я помогаю им проявиться, чтобы собрать лучшее в одном месте.

— А потом?

— Что ты такая недоверчивая? Мужчины тебя обманывали? Потом… Извини, я спешу. — Он прибавил шагу и начал нагонять силуэт впереди. Стемнело так стремительно, что Ольга в сумерках не разглядела, мужчина это или женщина, и побрела к пансионату.

Мужчины обманывали… Разве Виктор — это обман? Если кого он и обманул, так только себя. Не нужно было бросать мастерскую, жениться на молодой, покупать дорогую машину. Глупость несусветная. Людям прошедшего времени в настоящем не живется, только хочется. Сон все это, сплошной сон о жизни, которой наяву уже нет, потому что нет настоящих желаний и хочешь не своего, а того, что все повторяешь и повторяешь за другими, а чужие желания губят. Ты им служишь, а они смертоносны.

Кто этот человек, что скоро должен умереть? Стар или молод, красив или уродлив? Да какая, собственно, разница, если она, одинокая неудачница, тихо счастлива. Она делает то, что любит. В этом ее благодарность, а поклонов она не бьет, нет, не бьет. Главное, чтобы было главное, тогда ты счастлив. Она задумалась о господине в сером. Что значит “помогать проявиться”? Не все вокруг художники, больше других. Что задолжали они? И что означает “хочу успеть”? Было бы слишком хорошо, если б люди умирали, только высказавшись до конца.

Катя в комнате пританцовывала от радости: пришла телеграмма от Оффенбаха, он дополнил свой список. Переслала Святослава, и еще… И еще — ура! — пришло предложение из художественной академии: можно поучиться, можно пользоваться их мастерскими, можно работать с их глиной и печами! Что захотим — все можно!

— Давай собираться, а? Они ведь ждать и уговаривать не будут.

— Будут, — отрезала Ольга. — Мы не японцы, чтобы три года без отпуска, три дня на море и снова.

Катя, пометавшись по комнате, плюхнулась на диван, отгрызая заусенец. Пятки уже дымились от желания.

— Если невтерпеж, поезжай одна, я попозже. У меня образовалась проблема. — Катя улыбнулась.

— И у меня проблема. Директор. Жалко оставлять его с этими акулами. И одна мегера, и другая — острозубая красотка.

— Возьми с собой, — посоветовала Ольга. — Дельный мужчина — не обуза.

Жена директора решила пресечь эти прогулки локоть к локтю с серой мышью. Оборванкой, завернутой в рыбачью сеть с дырами. С расстроенным и озабоченным выраженьем на лице собственного мужа.

— Позавчера ты говорил с ней час сорок минут. Вчера — два часа восемнадцать минут, сегодня — три с лишним. Ехать так далеко, чтобы прогуливаться с пожилым дядей? Что ей нужно?

— Она художница. Предложила что-нибудь подарить пансионату, если только…

— Только что? — Супруга директора подбоченилась.

— Если ей тут понравится. Пока все хорошо.

Женщина крутанулась крупным телом.

— Девочка, ты что, не видишь, куда идешь? Здесь цветы!

Девочка, испуганно дернувшись, пропала в кустах.

Оксана дошла до дома Рустама и открыла дверь. Он сидел за столом, подперев черную голову кулаками, и медленно перевел на нее замученный взгляд с арбуза, проткнутого ножом по вертикали. Оксана дернула за штору, чтобы полился свет, сняла синее платье, под которым ничего не было, и легла на кровать, раздвинув ноги: “Смотри!” Рустам окаменел. Он сидел минуту, потом поднялся, лег сверху и сделал все быстро-ожесточенно, точно мстя.

— Пойдем в сад! — позвала Оксана, завернувшись в покрывало.

— Не шути со мной, — сказал он.

— Я не шучу. Я здесь остаюсь.