Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2006)

В тот день, когда Ганшин ушел, она утром бегала на молочную кухню и в магазин. Когда вернулась, он стоял на коленях возле раскрытого чемодана, вминая туда свитер. Свитер пружинил, меринос с акрилом артачились, руки проваливались внутрь, как в тесто. Услышав шаги, он, не оглянувшись, произнес: “Я ухожу”. В этот момент Саша подумала не о нем, не о себе, она подумала о курице в сумке и что с ней теперь делать. И что вообще следует делать, если не гладить рубашки, не покупать творог и не видеть его картин. Она отдавала этому время жизни, а с его уходом часы остановились.

Певец лежал, глядя в потолок, и не мог понять, что она делает в пустой комнате с картинами, не издавая ни звука. Молится, что ли? Конечно, язык ее ему не знаком, но он обязательно отвезет ее к морю, где вырос, и научит говорить по-своему. Это будет ни на что не похожий союз мужчины и женщины. Он услышал, как Саша пошла в душ, включила воду, что-то уронила, звякнула, потом вышла из ванной в его полотенце и халате.

— Что, я одна буду спать? — спросила она.

— Как скажешь. — Он приподнялся на локте и посмотрел. С розовыми щеками она выглядела прелестной девочкой.

— Я знаешь что хотела тебя спросить? Когда ты видел Ганшина, он был здоров? Как тебе показалось?

— Я уже говорил. Выглядел — точно умер при жизни. Бинты на запястьях. Оля сказала, что он резал себе вены.

Он взглянул на Сашу и понял, что последнего говорить не стоило. Превращение, случившееся на его глазах, поразило. Так и заболеть можно, подумал он.

Утром певец выдал Саше запасные ключи от квартиры, и она отправилась искать Майского. Певец, провожая ее, спросил, здорова ли она. Никогда Саша не была так здорова, как сейчас. И эта бесконечная яркая осень в помощь. Ганшин говорил, что есть разница, пишешь на натуре или в мастерской, с моделью или без. Картина впитывает воздух, тепло, запахи, они проникают туда через руки. Саша впитывала осень, прохладу, огненные краски и была счастлива и разумно-холодна, как никогда.

Майский был занят на радио, в галерее Саша забрала ганшинские полотна, заявив, что ей заказали сменить рамы. Женщина, отдавая картины, улыбнулась, дав понять, что узнала ее.

К вечеру певец обнаружил, что коллекция в гардеробной увеличилась. Но зато Саша, узнав, что из Амстердама возвращается Бондаренко, сидела смертельно напуганная.

— Он оторвет мне голову, — сказала она. — И все отнимет.

— Не бойся, — попробовал успокоить ее певец. — У него рыло в пуху с немецким фондом, ему будет не до тебя. Моя бывшая жена встретит его прямо у трапа.

Когда вернулся Бондаренко, Саша исчезла вместе с картинами и ключами от его квартиры. Ни в этот день, ни на следующий она не позвонила. Певец припер к стенке Лизу, и выяснилось, что Александра устроила матери скандал из-за испорченной картины и, забрав ребенка, ушла, хлопнув дверью.

Господин Бондаренко, обнаружив пропажу ганшинских полотен, поднял шум на весь город. Выглядел он как молодой цыган с кривым хищным носом, смерть девкам, отутюжен, как носовой платок джентльмена, а обижался, как семилетний. Страдал, угрожал и намекал на возмездие. Сообщил, что оценил в Амстердаме часть своих картин и выяснил, какова их цена на европейском рынке. Цифры звучали патриотично.

У певца было полное ощущение, что он умер. Или потерял смысл существования.

Через неделю он спустился в метро.

Возле серой колонны в старой куртке он пел, положив на пол кепку. Пел два часа, чувствуя, как отпускает боль. Точно шел полым, легким порожняком, готовым взлететь. Волосы взмокли и прилипли к голове. Он устал, вымотался и избавился от тоски. На него смотрел Кирилл, не подозревая, что певец тоже его видит. Нацепив кепку, он подошел к заму.

— Юродствуешь? — усмехнулся тот. — Знаешь, кто мне сказал? Лиза. Всем уже известно. Всей фирме. Это из-за шести миллионов?

— По-твоему, девушка может плакать из-за утраченной любви, а я не могу петь из-за потерянных денег?

Кирилл пожал плечами и с твердостью безумца отчеканил:

— Роза добра и красива.

Пусть верит. Все, кроме отчаянной Розы, цепляются за свое, за себя, за знакомое, за прошедшее и давно прошедшее. Только бесстрашная воровка Роза, поправшая все, пересочиняет известные сказки. Например, сказку про двух сестер, злую и добрую. Крадет их детское прошлое. Кирилл еще грезит. Выложит шесть миллионов, останется ни с чем, придет к нему, и все начнется сначала. Семьдесят процентов мирового рынка товаров составляют копии и подделки. Подделки и копии. То есть повторы. На сем стоим. Безумный художник прав, ничего нового не бывает.

Дома певец перерыл письменный стол и отыскал бумажку с адресом мебельной фабрики.

Над красно-кирпичным домом стояло дымное зарево, неподалеку в промзоне тушили огромный пожар, оттуда доносились щелчки и взрывы, летели обгоревшие клочья.

— Там наши склады, — сообщила кариатида, отперев ему дверь. — Все из-за сильного ветра. Какие огромные убытки!

— Мне бы господина Ганшина, — попросил певец.

— Он пропал, — ответила статуя. — Сбежал из больницы. Погодите. — Женщина открыла шкаф. — Я не могу сосредоточиться, но мне кажется, что я видела его пальто. Да. Пальто появилось, а куртка исчезла. Он здесь был. Может быть, даже днем. Когда он ушел из больницы, вы говорите?

— Я ничего вам не говорил. Я первый раз слышу о больнице.

— Неделю назад это снова повторилось, — сказала женщина. — Я отвезла его в Каменку, там знакомый доктор. Сегодня утром Олег мне позвонил и сказал, что Алексей ушел. И… еще пожар. В общем…

— Дайте мне адрес больницы, — попросил певец.

Больница выглядела деревянной полуразвалившейся усадьбой позапрошлого века. Жил в ней, очевидно, небогатый помещик, и средств хватило лишь на тонкие каменные колонны у входа, возле которых прямо на деревянном крыльце полураздетое, подстриженное под горшок существо, сосредоточенно раскачиваясь, изучало подол серенького застиранного платья. Только тогда певец понял, что больница психиатрическая.

Он вошел внутрь и быстро закрыл нос платком. Проходившая мимо санитарка спросила:

— Вы к кому?

— Мне нужен главврач.

Они двинулись вдоль коридора, постучав, она открыла дверь.

Главврач сидел в кресле и с грохотом закатывал железный шарик в лунку зеленого поля. Певец помнил эту детскую игру. Поле, напоминавшее полукруглый железный поднос, долго валялось на шкафу, а шарики пропали. Молодой доктор любезно встал и круглым жестом отодвинул игру.