Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2006)

«Мучение Азией», которое началось еще у Хлебникова, продолжилось затем и у Платонова. Его глубоко поражает пустыня. «…Всю ночь светила луна над пустыней — какое здесь одиночество, подчеркнутое ночными людьми в вагоне… Если бы ты видела эту великую скудость пустыни!» — восхищенно восклицает он в одном из писем к жене11. Из донских степей Платонова не­одолимо влекло в Азию, как бы наоборот того пути, который прошли из Азии на запад многие кочевые народы. Один из лучших его рассказов — «Такыр» — разворачивается в ландшафте аскетически-скудном, едва пригодном для жилья12. Один из западных исследователей сразу замечает эту платонов­скую завороженность Азией: для Платонова «Туркмения — не только Туркмения, Средняя Азия не только Средняя Азия, Восток же оказывается сверх-Востоком, сверх-Россией и даже сверх-Европой»13. Для европейца, привыкшего к противопоставлению Запад — Восток, такая зачарованность писателя Азией по крайней мере примечательна. Нет смысла сейчас говорить о всех писателях и художниках, которые были околдованы Азией, о тех образах и красках, которые — в скудости или в преизбытке — заполнили собою «внутренний Туркестан», однако бессмысленно отрицать, что богатства этой духовной провинции прекрасны и обильны, а «тоска по Азии» может принимать в душе русского человека столь же злостные формы, как «тоска по Европе» или другой какой-нибудь обжитой и безопасной точке света.

II

Убежден, что вместить поэзию и мистику всех тех пространств, которыми до недавнего времени обладала Россия, ни одна человеческая душа не может. Возможно, «загадочная русская душа» (этот термин имеет право на существование только в кавычках) и имела отдельное измерение для хранения всех сокровищ бывшей Российской империи; но в действительности оказалось, что богатство это избыточно — поэтому империя и развалилась. Смысловое поле сузилось, распалось на отдельные локусы, но стало и более обжитым. Однако в пору созидания и роста империи задача виделась в прямо противоположном ключе: создать исполинскую кунсткамеру, в которой все, чем богата и знаменательна теперь Россия, было бы выставлено и отображено. Что, собственно, и было сделано в новой столице. Так же не случайно и создание Музея Востока в С.-Петербурге в 1818 году. Не случайно и стояние императора Петра с подзорной трубой на крепостной стене Дербента, он озирал неведомый горизонт и желал знать, что там, за горизонтом. В этот момент помощник его и секретарь, князь Кантемир, срисовывал в походный блокнот странные знаки, с давних пор выцарапанные на камне: тут были значки зоро­астрийцев, христианские кресты, суры из Корана… Все это надо было как-то совместить, уместить в одной, пусть даже не его, Кантемира, голове, но все же во главе, так сказать, империи. Вот тут-то, именно на этом историческом рубеже и именно для России, и возникает эта титаническая задача: тотальная география Каспийского моря — как описание всего, что его окружает. Для этого требовалась титаническая работа. Для этого требовались передовые и смелые люди, готовые пядь за пядью описывать новые земли государства Российского.

Случилось так, что описание поволжского течения, а затем и вмещающих его каспийских берегов выпало на долю Самуила Готлиба Гмелина. Это был один из тех самоотверженных немецких географов, который, будучи выписан из Тюбингена в Россию Екатериной II, беззаветно отдал несколько лет исследованию совершенно чуждой для него страны; наследие его огромно и прекрасно. Судьба его сложилась трагически: с огромным интересом спустившись по Волге и перезимовав в Астрахани, на следующий (1774) год он отправился на исследование каспийских берегов, описал северную Персию и Закавказье, но на возвратном пути близ Дербента был пойман (так же, как за триста лет до этого Афанасий Никитин) и ограблен разбойными людьми какого-то кайтацкого князька, у которого в плену он заболел и умер в возрасте всего тридцати лет. Тридцать лет! Каждый, кто возьмет в руки книги Гмелина14, несомненно, скажет, что к тридцати годам невозможно исполнить столь грандиозную и подробную работу! Но главная трагедия, может быть, даже не в этом: главное, что сама работа, поставленная ему в задачу, а именно — составление некоего полного свода сведений по Каспий­скому морю, была в одиночку неосуществима. Даже простое описание всех каспийских берегов — не говоря уже о той прорве закаспийского пространства, как мы его понимаем сейчас. Разумеется, наивный XVIII век довольствовался гораздо более простодушными описаниями. Но, воистину, развязать узел реалий, которыми опутан Каспий, решительно невозможно: одно перетекает в другое, потом в третье, потом рвется и исчезает без остатка. И что избрать границею сего повествования? Природу только? Природы не хватило: Гмелин подробно описывает все достопримечательности, нравы астраханских татар, калмыцкие легенды… Ну а если к природе присоединить историю, то как вообще быть? Откуда полагать начало всего исторического движения? От появления здесь купцов Афанасия Никитина? Но ведь до Никитина были бухарские и персидские купцы, спешившие в Астрахань или в Сарай, а до татар были хазары, а до хазар — гунны, да еще — Александр Великий, а до Александра — какие-то никому неведомые люди, которые оставили каменные стелы и другие, гораздо более сложные «солнечные» памятники на Устюрте. И до каких пределов полагать повествование? Великие хребты естественной границей отделяли Среднюю Азию от стран еще более дальнего Востока, и тем не менее торговля бухарцев с Индией и Китаем не знала перерывов даже в темные века истории…

Несомненно, такой текст, который связал бы все со всем, та самая «Тотальная география Каспийского моря», не мог быть создан ни Гмелиным, ни одним человеком вообще. Он выявлялся постепенно в течение двух столетий в виде отдельных трудов, путешественных «записок», исследований по отдельным памятникам, монетам, развалинам. В своем зрелом виде это обрело формы, близкие к идеальным: такова, например, девятитомная энциклопедия В. В. Бартольда15, но и она не способна обрисовать всей поэтической и географической реальности, которая называется «внутренний Туркестан».

Возможно — и даже наверняка — текст такого рода мог бы быть только виртуальным. «Тотальная география Каспийского моря» может быть только огромной грибницей в Сети, которая постоянно набухает, меняя свои очертания. В один прекрасный день я сел и попытался создать одну клеточку такой грибницы — разложить на составляющие полторы странички из «Хождения за три моря» А. Никитина, в которых речь идет о низовьях Волги и собственно каспийских берегах. Получилось вот что: