Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2007)

Между тем “дядька” совсем молод. Исходя из того, что первая часть поэмы была написана в 1935 году, а герой еще и в армии не служил, можно предположить, что он, скорее всего, 1917 года рождения (совпадение с этой датой немаловажное). Если, будучи беспризорником, он не мог вспомнить свою фамилию, то попал он на улицу не позже 1922 — 1923 годов, пяти-шестилетним. Утратив важнейшие для человека связи — “отчество подчеркивает в имени духовную связь с отцом, фамилия — с родом”10, — герой приобрел нечто большее.

Удвоение имени есть удвоение функции. Так что же значит это со­четание?

По фамилии Степанов

И по имени Степан,

Из районных великанов

Самый главный великан.

Степан, старая форма Стефан, происходит от греческого слова “stephanos”, “венок”, то есть герой, самый главный из великанов, как бы венчает собой великанское соцветие. Это логично.

Дядя Степа воплощает в себе дух “культуры st1:metricconverter productid="2”" 2” /st1:metricconverter , а, как отмечал исследователь, “весь индивидуализм культуры 2 означал, что каждый коллектив имел своего индивидуального репрезентанта”, при том что требование индивидуальности “на деле <���…> означало иерархию”11. И логично, что достаточно сомнительный титул “районный великан” со временем претерпит изменения.

Степан Степанов — это локальное московское божество, следящее за ходом миропорядка, отлаживающее движение уличной жизни. Но божество это как бы не слишком значительное, эдакий “гений места”, и места довольно ограниченного (кстати, связь термина родства “дядя” с представлением о малых “божествах” отмечалась в научной литературе).

Прозванный “Каланчой”, дядя Степа — крупный и высокий человек, конечно же, не великан в сказочном смысле, да и не богатырь (в одной из позд­нейших статей, посвященных поэме, его удачно охарактеризовали словосочетанием “советский богатырь”, что не одно и то же). Он в силах съесть двойной обед, но титанические количества еды ему не осилить (да и где их взять, эти титанические количества, — при распределительной системе приобретение пищи зависит не от потребностей, а от наличия талонов или карточек), в одиночку ему и не победить “несметные полчища басурманские”, как положено былинному богатырю, он может одержать победу лишь заодно с боевыми товарищами, в коллективе. Подвиги дяди Степы не выходят за пределы того, что посильно сделать крепкому и развитому физически человеку (и, очень немаловажно, человеку смелому и решительному).

Вот один из многих примеров. Дядя Степа спасает утопающего:

Что случилось?

Что за крик?

“Это тонет ученик.

Он упал с обрыва в реку —

Помогите человеку!”

На глазах всего народа

Дядя Степа лезет в воду.

Если тут и есть нечто героическое, уж точно отсутствует что-либо сверхобычное. Реакция досужих зрителей введет в заблуждение только донельзя наивного.

“Это необыкновенно, —

Все кричат ему с моста. —

Вам, товарищ, по колено

Все глубокие места!”

Здравый смысл противится: школьник, пусть семилетний, тонет в таком месте, где река глубиной в его рост, то бишь чуть более метра, — что же, у дяди Степы голень с метр? Тут не констатация реального факта, а модификация известного выражения “пьяному море по колено”, — следует читать “смелому”. Прочие же испугались и толпятся на берегу, переговариваясь между собой.

А вот пример чуть посложнее. Дядя Степа опять противоборствует стихии12.

Дом пылает за углом,

Сто зевак стоит кругом,

Ставит лестницы команда,

Из брандспойтов тушат дом.

Весь чердак уже в огне,

Бьются голуби в окне.

На дворе в толпе ребят

Дяде Степе говорят:

“Неужели вместе с домом

Наши голуби сгорят?”

Дядя Степа с тротуара

Достает до чердака,

Сквозь огонь и дым пожара

Тянется его рука.

Он окошко открывает,

Из окошка вылетают

Восемнадцать голубей,

А за ними — воробей.

Кажется, имело место титаническое усилие (речь не о сути эпизода, а о правдоподобии ситуации, ее вероятности). Но на деле все намного скромнее: автор снова очень умело развертывает в действие словесную формулу-клише. Собственно, перед читателем пластически решенное “Дядя, достань воробушка!”.

Интересно сравнить эту сцену со сценой из стихотворения С. Маршака “Рассказ о неизвестном герое”.

Молодой человек ехал на площадке трамвая и вдруг увидел: в окне напротив кто-то мечется среди огня и дыма. А на панели столпились люди. Оказывается, наверху остался ребенок, но никто и не пытается его спасти. Парень соскочил с площадки, полез по водосточной трубе на пятый этаж, рискуя жизнью, забрал девочку и добрался с нею до безопасного места.

Он отдал спасенную девочку матери, сам вскочил на подножку трамвая и скрылся за углом. И вот его ищут, да как найти?

Многие парни

Плечисты и крепки,

Многие носят

Футболки и кепки.

Много в столице

Таких же

Значков.

К славному подвигу

Каждый

Готов!13

Эпизод из поэмы Михалкова близок по содержанию к этому стихотворению Маршака. Даже значимая подробность совпадает: мчатся пожарные автомобили, а неизвестный герой опережает их и появляется на месте первым; дядя Степа также управился раньше пожарных. Сходна и расстановка сил — толпа зевак на панели судачит и не оказывает никакой помощи.

Но действия героев различны. Герой Маршака преодолевает огромные трудности, напрягает все силы. Герой Михалкова свершает героический поступок одним мановением, одним движением руки. И все-таки, хотели того авторы или нет, в определенном смысле оба героя схожи. Неизвестный герой Маршака, которого “ищет столица”, — герой массовый, типичный. У Михалкова установка на недюжинность героя (он в районе личность заметная), однако недюжинность является продолжением все той же массовости, ведь герой этот — типичный молодой человек “в своем развитии” (если использовать известное выражение), после восемнадцати лет существования советской власти.

Кстати, надо отдельно сказать о детали, которой — в силу того, что многие реалии позабыты, — не уделяют внимания. Публика, наблюдающая за действиями пожарных и не вмешивающаяся, — это не просто зеваки, а публика особого рода. Многие десятилетия пожары были излюбленным зрелищем горожан, на звук пожарной трубы, по звону сигнального колокола или просто увидев вдалеке сильные всполохи они спешили к месту событий, некоторые приезжали с другого конца города, лишь бы посмотреть, как пожарные борются со стихией. Об эстетике и традициях такого рода зрелищ писал С. Румянцев в своем, увы, незавершенном сочинении14. Таким образом, те, кого автор именует зеваками, — это воплощение прошлого, символы ушедшего жизненного уклада, тогда как и неизвестный молодой человек в футболке и кепке, со значком ГТО, и дядя Степа — символы нового отношения к жизни, активного, неравнодушного.