Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2007)

Это, кстати, именно он, Гальперин, записал эссе Чуковского о поэте Семене Воскресенском и о состоянии дел в современной — тогда — поэзии. Они регулярно общались с 1964 года, то есть почти в течение пяти лет, задумывали совместные радиопроекты (и часть их осуществили), а в одной из записей я явственно услышал, как К. Ч. сказал своему визави, уговаривая его не стесняться в редактуре записанного: “Мы вас любим и вам доверяем”. Корней Чуковский благословил “внучку” своей “Чукоккалы” — гальперинский домашний альбом “Юргалию” — и наговорил на магнитофон Гальперина (часто не зная, что аппарат не выключен) несколько удивительных монологов, которые еще ждут и своей обработки, и своего издания.

К сожалению, к моменту написания этого обзора я так и не сумел разыскать Юрия Мануиловича, не знаю даже, жив ли он (в будущем году, насколько я понимаю, ему должно исполниться 90 лет!). Надеюсь, что жив. Интернет показал, что в 1998 году, на 80-летии, этого старейшего радиожурналиста награждали орденом Дружбы народов… А виделись мы с ним въяве один только раз — в начале лета 1996-го, когда он приехал в Переделкино и вновь побывал в чуковском доме.

В тот летний приезд Гальперин подарил сотрудникам музея свои интереснейшие мемуары “Дорисовывая портреты. Из „Литературных вечеров””6 (включающие в себя большой очерк “Корней Чуковский”) и магнитофонную кассету с некоторыми записями голоса Корнея Ивановича, сделанными главным образом в момент их свободных бесед. Пленка запечатлела и совсем уж домашнее. Например, гневный разговор К. Ч. по телефону с какими-то редакционными работниками (“Не-ет! Вот этой проституцией я никогда не занимался, просто никогда…”). Речь шла, по-видимому, о сокращениях в главах книги о русском языке.

В конце февраля этого года, представляя по просьбе Андрея Василевского 3 и 4-й номера нашего журнала и новомирских авторов в публичном проекте клуба “ПирОГИ за стеклом” (кураторы Д. Файзов и Ю. Цветков), я в рамках обязательной рубрики “Неожиданный гость” пустил через динамики7 фрагмент одного такого разговора Корнея Чуковского с Юрием Гальпериным. Это вызвало, как я почувствовал, очень живую реакцию аудитории.

С горячей благодарностью Юрию Мануиловичу за тот летний подарок 1996 года я, пожалуй, приведу этот самый фрагмент и в настоящем обзоре. Приведу не только потому, что он никогда не печатался, но и потому, что за словами Корнея Ивановича встает, как я слышу (и вижу, набирая этот текст), очень живой, неуспокоенный, влюбленный в поэзию (и чтение ее вслух) человек. Известный своими звонкими сказками миллионам читателей и только-только открываемый многими из них в сегодняшние дни — в полноте своей далеко не легкой жизненной и литературной судьбы.

Вот радиожурналист Юрий Гальперин спрашивает Корнея Ивановича о грядущем дне рождения (запись сделана в середине 60-х годов, цитирую дословно):

“ — Корней Иванович, а что вы будете делать в день рождения?

— В день рождения я хотел бы, конечно, удрать потихонечку — так, чтобы вообще больше никогда не рождаться (смеется) … на свет. Я думаю запрячь машину и куда-нибудь дергануть.

Но у меня такой назрел план. У меня случайно собрались девушки и юноши лет семнадцати, и я им сказал — давайте читать те стихи, которые „я знаю наизусть”. Каждый из нас знает наизусть… ну, так… ну, я вам могу „Евгения Онегина” читать наизусть. И даже выходит так, что это вовсе не самые любимые мои стихи, но — вот, которые запомнились наизусть.

Я прочитал им Пушкина „Стамбул гяуры нынче славят…” — объяснивши, в чем дело это. Потом я взял Полонского, сказал им: вот стихотворение, которое найдено в бумагах у Гоголя. Гоголь переписал это стихотворение, до такой степени оно ему понравилось.

— Это какое стихотворение, Корней Иванович?

— „Пришли и стали тени ночи на страже у моих дверей…” Словом, свидание с женщиной, которой он, несомненно, уже воспользовался, так сказать. „Ты, время, дряхлою рукою свои часы останови!” Словом, любовное стихотворение.

Потом я говорю — вот, у Полонского есть одно, которое обожал Достоевский и даже привел в одном из своих романов8. Читаю вот этот кусочек… Потом, у него есть по поводу Веры Фигнер: „Что мне она! — не жена, не любовница и не родная мне дочь! Так отчего ж ее доля проклятая спать не дает мне всю ночь?..” Вот такое. И несколько слов сказал.

Это их феноменально заинтересовало. Они уже стали требовать, приходят, чтоб я им еще почитал — именно из Полонского. Существует ведь масса любовных стихов, которая лучше вот этой вот дребедени, которую приходится и вам передавать по этому…

И я хотел так сказать: вот стихотворение Боратынского есть тоже9. Он отказывается… он хочет сообщить женщине, что он ее больше не любит. Причем ему нужно ей сообщить, что он уже любит другую женщину. Это очень такая трудная миссия — даже в прозе. И вот как он гениально говорит это в стихах… что… „Мы не сердца под брачными венцами, мы жребии свои соединим…” — когда он уже с той, с другой. „И не вступай, молю, в напрасный суд со мною…” — я говорю это не то, что алименты и что-нибудь такое. Я это читаю с такими комментариями.

Мне кажется, что наряду с этим нужно прочитать несколько хороших стихотворений, написанных нашими молодыми поэтами. Но это очень трудно… Вот мы сейчас с моим внуком выбирали из „Дня поэзии”, из новой книжки „Нового мира”. Я готовился прочитать, даже у <���…>10 нашел что-то хорошее. Понимаете? Как вы думаете об этом? Нет?

— Это мы сделаем, Корней Иванович.

— Можно позвать этих людей сюда, но я заметил, что они хуже, чем я, читают свои стихи. Ведь правда? Я, когда брал, например, Винокурова… Винокуров здесь прочитал так плохо свое стихотворение, что он его погубил…

И я недавно читал в день Восьмого марта „Бабушки” Корнилова — было очень много откликов… А Корнилов когда это читал — ничего не выходило.

Так что я думаю, я — не потому, что я — лучше… Но я доходчивее по этому самому инструменту. Я делаю какие-то логические ударения, какие-то… вот так. Но — не всегда [смогу]. Я буду и не в голосе, может, голос вернется, буду поменьше пива пить… (смеются) ”.

…В переделкинском доме К. Ч. висит фотоколлаж “Путаница”, сделанный и подаренный внуками Чуковского к его 80-летию. В центре композиции — Чуковский с Некрасовым пьют водку, играют в карты, а во рту у Корнея Ивановича дымится трубка, совсем как у его знаменитого Крокодила. На экскурсиях я обычно говорю, что принцип путаницы тут применим только к виновнику торжества, с которым спиртное, карты и табак никогда не были совместимы.