Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2010)

Д е н ь о т к р ы т ы х о к о н 2. Стихи участников I Московского фестиваля университетской поэзии. М., 2009, 144 стр.

Первый выпуск этого альманаха вышел в 2007 году с подзаголовком «Стихи и проза студентов РГГУ», что целиком и полностью соответствовало содержанию книги, в которую вошли стихи участников вузовского литературного объединения. Во втором выпуске концепция издания несколько изменилась — оно было составлено по следам I Московского фестиваля университетской поэзии (25 — 26 октября 2008 года). Университет — естественная и крайне благодарная среда для развития поэзии, и потому удивительно, что фестиваль 2008 года стал первым, а не, к примеру, пятнадцатым. Впрочем, проблемы бытования поэзии в российских вузах как раз и обсуждались на «круглом столе» «Современная поэзия в университетском пространстве», который прошел в РГГУ в рамках фестиваля. Интерес, который проявили к фестивалю не только студенты, но и известные критики и культуртрегеры, свидетельствует о том, что это начинание перспективное и многообещающее.

В основном в альманахе опубликованы студенты. Средний возраст авторов — 20 — 22 года. Однако далеко не все из них новички — некоторые вошли в литературную жизнь чуть ли не со школьной скамьи. Неудивительно, что наиболее ярко выглядят в сборнике те, кто уже неоднократно выступал со своими стихами на других фестивалях и неоднократно публиковался. Например, Евгения Суслова: «разговоры / сломанная мякоть лимона / ошибки / на ветках окна / люди дуют на воздух / в ожиданье пожара / бросают селения речи / сгибают шеи»… Поэзия же начинающих, естественно, не свободна от прямых подражаний.

Надо сказать, что хотя в состав редколлегии входит Юрий Орлицкий — известный исследователь и пропагандист русского верлибра, сборник примерно наполовину состоит из рифмованной силлаботоники.

Интересно, что «бунтарской», «сердитой» поэзии, которую можно было бы ждать от студенчества, тут не так уж и много. Преобладают попытки лирического осмысления окружающего мира, однако желание сказать что-то свое естественным образом упирается в ограниченность имеющегося опыта. Впрочем, это не страшно — опыт непременно придет с годами, а вот свежесть и непосредственность чувств могут и исчезнуть. Возможно, главный смысл и фестиваля, и этого сборника заключается именно в том, чтобы стать той стартовой площадкой, без которой начинающему автору нелегко.

Телеобозрение Екатерины Сальниковой

Фабрика виртуального судопроизводства

Когда-то я беседовала с главой агентства «Телекастинг», который поведал мне о том, как родилась потребность в подобных больших агентствах. Судебное шоу «Федеральный судья» на Первом — это лицензионное реалити-шоу, где каждое дело требует новых действующих лиц. Когда права на производство российского варианта данного шоу были куплены, для него требовалось постоянно искать и находить новые, «одноразовые» лица. Кто-то должен с ними постоянно работать, иметь фото- и видеокартотеки профессиональных актеров и непрофессионалов, желающих сниматься на телевидении. Короче говоря, для воплощения на ТВ хотя бы одного судебного реалити-шоу требуется серьезная фабрика «кадров». Судебные реалити-шоу прижились и расцвели на нашем телевидении, так что фабрики подготовительной работы загружены и перегружены.

Кроме «Федерального судьи» существуют «Суд идет» (РТР), «Суд присяжных» (НТВ), «Час суда» (РЕН ТВ), «Судебные страсти» и «Двенадцать» (ДТВ), «Дела семейные» («Домашний»). Если реалити-судилищ так много, значит, они кому-нибудь нужны. Народ хочет смотреть суды и судебные расследования. Хочет слышать снова и снова «Всем встать! Суд идет!» и видеть, как ударяют сакральным молоточком.

В чем притягательность суда на ТВ, так сразу и не поймешь. Можно, конечно, связать эту страсть к зрелищам судов со становлением в России демократии и цивилизованной системы выяснения истины. Некоторые даже считают, что народ с помощью телевидения учится вести себя в суде, грамотно отвечать на вопросы и выигрывать дела. Однако большинство любителей означенного формата никогда не судились и судиться ни с кем не собираются.

Да и вообще нелепо ждать от телешоу абсолютного воспроизведения то ли практики, то ли идеала судебного заседания. Еще нелепее инкриминировать

судебным шоу отсутствие правды жизни или правильности применения законов. У телевидения всегда своя игра.

Соотношение доли достоверного и вымышленного на этих шоу вычислять тоже совершенно бессмысленно, поскольку перед нами не суд, а телепрограмма, в той или иной степени соблюдающая режим реалити. Но реалити — это не реализм и не документальные хроники. Это превращение реальности в «как бы реальность», «как бы документ», «как бы правду жизни». Степень достоверности этих «как бы» — штука переменчивая.

Лично я регулярно вижу среди жертв и свидетелей (обвиняемых пока почему-то не попадалось) своих знакомых или знакомых знакомых — профессиональных и непрофессиональных актеров, людей из богемных тусовок. Судебные шоу перемалывают сотни и тысячи человек, жаждущих где-нибудь сниматься, светиться, мелькать. В ходе «слушаний дел» они произносят всякие странные реплики, никакого отношения к их реальной социальной жизни и частным обстоятельствам не имеющие. Но вполне допускаю, что есть немало зрителей, которые искренне полагают, что присутствуют не при развертывании сценария, придуманного командой сценаристов, а при настоящем суде. Есть и такие, которые вообще считают все, что происходит в телеящике, сфабрикованным, инсценированным и ненастоящим. Однако и они смотрят, потому что им приятно и интересно.

История зрелищного жанра суда в нашей стране началась отнюдь не с покупки зарубежных телеформатных аналогов. Когда-то, в революционную эпоху, были в моде суды над литературными персонажами, классово чуждыми советской власти. Например, суд над Евгением Онегиным. В школьной и институтской практике такие суды могли проводиться и в 1930-е годы, и значительно позже. Кстати, как это часто бывает в истории человечества, условный игровой жанр объективно оказался прологом к эпохе реальных судов над врагами народа. И поэтому при слове «суд» в любом театральном контексте человек с опытом жизни в позднем советском социуме все равно вздрагивал и настораживался.

Когда я училась на первом курсе ГИТИСа, шел перестроечный 1987 год. Тем не менее одна преподавательница советского театра всерьез сетовала на то, что у нас на театроведческом факультете нет никакой общественной жизни, никаких коллективных мероприятий. В качестве варианта она посоветовала провести какой-нибудь суд над персонажем какой-нибудь драматургии. В душе мы все улюлюкали и визжали в истерическом восторге от столь маразматической идеи. Однако выразить свои чувства по отношению к жанру инсценировки суда не посмел ни один студент и ни один преподаватель из присутствовавших. Куда колебнется общественная история нашей страны, тогда было еще не ясно.