Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2007)

Как быстро скользит по реке

Туман подвенечной фатою...

В плену поспевающей ржи

Ты шла, утопая по пояс,

И солнце зажгло у межи

Колючий, клонящийся колос.

А воздух накапливал ток

И сполохом вспыхивал где-то.

Мне в пальцах твоих посошок

Казался полоскою света.

Близ леса зияли, пусты,

Разграбленной фермы проемы.

Земля нам дарила цветы,

А небо — далекие громы.

Мы знали: здесь грозы страшны,

Но думать о них не хотелось,

И были в тебе сведены

Безропотность, нежность и смелость.

А сумерки крались уже

И с полем смешали край неба.

Ты помнишь, как пелось душе

Светло, и блаженно, и немо?

Готовились птичьи стада

К большим перелетам осенним,

А нас выводило туда,

Где кланялись камни растеньям.

Мы никли над книгой утрат,

Смиреннейшей книгой на свете,

И трогали вызревших трав

Сухие, сыпучие сети.

Нам жить оставалось внутри

Еще неразнятого круга

Всего-то мгновения три,

Висками касаясь друг друга.

А дальше — дорогу звезде.

Земное окончилось лето,

И нет остановок нигде

Владеющей посохом света.

Знать, писарь небесный с утра

Раскрыл тебе вечные своды,

Где молча листают ветра

Священную пропись Свободы.

Данилов Дмитрий Алексеевич родился в 1969 году. Автор книг прозы “Черный и зеленый” и “Дом десять”. В “Новом мире” печатается впервые. Живет в Москве.

Более пожилой человек

Паспорт взял?

Взял.

А выписку?

Взял, взял.

А свидетельство?

Да взял, взял.

Одновременное появление в коридоре более пожилого человека и более молодого человека.

Нестерпимый желтый утренний зимний свет лампочки под потолком.

Грязно-светло-голубые обои.

Сумка (такие раньше называли “авоськами”), поставленная более пожилым человеком к стене. Потеря сумкой формы и устойчивости, сползание сумки вдоль стены, выкатывание из сумки бесформенного предмета, неряшливо завернутого непонятно во что. Восстановление более пожилым человеком формы и устойчивости сумки, запихивание в сумку неряшливо упакованного бесформенного предмета.

Переминание с ноги на ногу более молодого человека. Опухшесть лица, общая нечеткость, расплывчатость облика более молодого человека.

Ну чего, пошли?

Пошли.

Попытки одновременно обуться и одеться в тесном коридоре, вялая толкотня, попытки завязывания шнурков, попытки попадания рукой в рукав. Старое драповое неопределенно темного цвета пальто с многочисленными прилипшими к нему волосками и другим мелким мусором. Засаленная куртка неопределенно темного цвета с кое-где вылезающими на поверхность перьями. Такие куртки иногда называют “пуховик”, наверное, там внутри пух или еще что-то такое. Угрюмая шапка-ушанка, пропитавшаяся тяжелыми годами и мыслями. Шерстяная шапка, черная, и поэтому не видно, что грязная, хотя все равно видно — да, грязная, очень грязная.

Авоська в руке, сумка на плече.

Ничего не забыл?

Да нет.

Ну пошли.

Сонливость, сухость во рту, дрожание рук при манипуляциях с ключом.

Не факт, что это отец и сын, не факт. И на деда и внука не тянут. Тем более на брата и брата. Довольно затруднительно установить степень их родства.

Холод, чернота, синева, снег, фонари. Перово.

Эти дома построили в 60-е годы для рабочих завода “Серп и молот”. Было удобно ездить на работу — на 24-м трамвае по 3-й Владимирской улице, потом поворот налево и по шоссе Энтузиастов до завода “Серп и молот”. А потом обратно — по шоссе Энтузиастов, потом поворот направо и по 3-й Владимирской улице до домов, которые были построены в 60-е годы специально для рабочих завода “Серп и молот”.

Здесь и поныне живут рабочие завода “Серп и молот”, но сейчас они уже ездят в основном на метро, от станции “Перово” до станции “Площадь Ильича”, а потом обратно.

Многие рабочие завода “Серп и молот” спились и умерли от пьянства или от других обстоятельств. А многие не спились и не умерли. А некоторые умерли, но так и не спились. А есть и такие, которые спились, но еще пока не умерли. Они так и живут в этих домах, построенных в 60-е годы для них, рабочих завода “Серп и молот”, спившихся, умерших и продолжающих жить.

Возможно, это дядя и племянник. А может быть, и нет.

Лязг 24-го трамвая, поворачивающего с 3-й Владимирской улицы на Зеленый проспект.

Не совсем понятно, почему проспект назвали Зеленым. Наверное, создатели проспекта думали, что проспект будет чем-то вроде бульвара и кругом будет буйство зеленых насаждений. И жители домов, построенных в 60-е годы для рабочих завода “Серп и молот”, будут прогуливаться вечерами или в выходные дни по этому проспекту среди зеленых деревьев и кустов и полюбят это место, и оно станет, как пишут в путеводителях, любимым местом отдыха жителей района, но как-то ничего не вышло из этой затеи, деревья — да, есть, но они какие-то не такие, не создающие атмосферу, соответствующую названию “Зеленый проспект”, какие-то они хило-озлобленные, эти деревья и кусты, и проспект в результате получился скорее серым, но ведь не назовешь же проспект Серым, невозможно даже представить себе такую надпись на карте или на стене дома — “Серый проспект”, а с другой стороны, почему бы и нет. Если есть Красная площадь, Зеленый проспект и Сиреневый бульвар, должны же быть Черная улица, Коричневый бульвар или Серый проспект, но почему-то не принято так называть улицы и проспекты.

А зря.

Продвижение по Зеленому проспекту к метро “Перово” сквозь кристально холодный воздух и снег и свет оранжевых фонарей. Попытки не упасть при спуске по обледенелым ступенькам, не вполне удачные.

Сколько ехать-то. На метро с пересадкой, потом на электричке далеко-далеко.

Ох.

Попытки побыстрее втиснуться в вагон и сесть, неудачные. Стояние в толще пассажирской массы, грохот и вой несущегося поезда. Наплывы дурноты, стойкий безнадежный стоицизм.

Толпа на лестнице вверх на “Марксистской”, толпа на лестнице вниз на “Таганской-радиальной”.

Более молодой вчера точно так же ехал, в дурноте и толпе. Только в другом направлении и с другими целями, вернее, целей-то как раз особых и не было.