Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2008)

Михаил Бойко. Благословение Блудницы. Со дня рождения Николая Чернышевского — 180 лет. — “НГ Ex libris”, 2008, № 23, 10 июля .

“<...> какими должны были быть мотивы человека, с таким запалом и одновременно занудной серьезностью доказывавшего, что „прекрасное в действительности не уступает прекрасному в воображении”, а „осязаемый предмет действует гораздо сильнее отвлеченного понятия о нем”? <...> Весь мой жизненный опыт убеждает меня, что доказывать подобные вещи может прийти в голову только тому, для кого они отнюдь не очевидны — не сами собой разумеются, а являются результатом работы мысли и логических умозаключений. То есть для аутиста. И адресованы они были в первую очередь самому автору — отсюда явный отпечаток самопринуждения, самоуговора, самовразумления. Чернышевский был „функциональным аутистом” (так называется неклиническая форма аутизма). Это как раз тот случай, когда может пригодиться аутоанализ (по аналогии с шизоанализом) — метод, разрабатываемый философом Федором Гиренком. Согласно этому подходу, аутист мучительно и часто тщетно пытается прорваться сквозь застилающую пелену внутреннего мира к действительности. Чернышевский — аутист, бредущий на ощупь в испарениях собственного воображения”.

Михаил Бойко. Я — фетишист. Из записной книжки литературного критика. — “Органон”, 2008, 10 июля .

“<���…> каждый критик в состоянии „вести” (то есть читать все выходящие произведения) 20 — 30 писателей и „отслеживать” боковым зрением еще примерно столько же. Остальные писатели если и упоминаются им, то только через запятую. Другого пути у критика нет — иначе он просто захлебнется в потоке информации. Между тем число только столичных писателей исчисляется тысячами. А плодовитость некоторых из них просто изумляет. Это означает, что критик при отборе анализируемых произведений изначально вынужден руководствоваться внелитературными соображениями”.

“Художественные тексты тоже имеют свои феромоны. <���…> Аргументация, сообщаемая критиком, чаще всего не имеет отношения к действительному критерию выбора. Интеллектуальные конструкции возводятся критиком не для того, чтобы прояснить подлинные мотивы, а для того, чтобы завуалировать их и оправдать сделанный выбор постфактум”.

Михаил Бударагин. Человек в обстоятельствах места и времени. — “Новые

хроники”, 2008, 21 июля .

“В любом внятном полемическом контексте книга Павла Святенкова [“Машина порядка”], разумеется, стала бы событием очень громким. <...> Святенков — прекрасный публицист: он раздает всем сестрам по серьгам, провоцирует на диалог, спорит, конструирует etc . Он делает то, что и должен делать автор актуального политического текста. Все это более или менее работает на короткой дистанции одной-двух статей, когда событие еще живо. Как только речь идет о книге, разговор словно бы обрывается на полуслове. Как ни странно, то же самое происходит и в литературе, где существует достаточно известных и одновременно стоящих чтения писателей, но нет ничего, что бы можно было бы даже с известными допущениями назвать „литературным процессом””.

Дмитрий Быков. Живой человек. — “Огонек”, 2008, № 29, 14 — 20 июля .

“Окуджава обгонял его по части цитат, разошедшихся на афоризмы и заголовки, и по количеству стихов, известных всей стране наизусть. Высоцкий — по накалу культа. Бродский — по международному (а впоследствии и внутрироссийскому) авторитету.

Евтушенко — не единственный, а один из многих, и без сравнения с этими многими его стратегия будет непонятна. Думаю, что эта стратегия была бессознательна — так сказать, от избытка сил и чувств, — но оказалась выигрышной: он сделал само свое существование фактом литературы <���…>”.

“Гастарбайтеров придумал Сатана”. Так считает Герман Садулаев — самый

популярный в России чеченский писатель. Беседовал Дмитрий Орехов. —

“МК в Питере”. Российский региональный еженедельник. 2008, 11 июня .

“ — Твои книги удивляют читателя не только откровенными сценами и нецензурной лексикой, но и язвительной критикой в адрес современной российской демократии. Ты — коммунист?

— В каком-то общем, неортодоксальном смысле, — да. Я левый. Уж точно не либерал-демократ, не сторонник капитализма. Мне кажется, годы оголтелой пропаганды западных ценностей не убили в российском человеке тяги к справедливости, к разумности, к нравственности. Это и есть социализм, который не только возможен, но и неизбежен. Потому что другой вариант — это окончательный развал и гибель”.

Линор Горалик. Младшего среднего возраста. “Симпсоны” и новая зрелость. — “Большой город”, 2008, № 15 (209) .

“Дело не в том, инфантильны ли „новые взрослые”, и не в том, не слишком ли

рано взрослеют дети. Дело в том, что все наши предположения о занятиях, соответствующих и приличествующих тому или иному человеческому возрасту, оказались неверными”.

“Выяснилось, что если не воевать на своей земле, есть досыта, жить долго и не очень бояться старости (потому что здравоохранение неплохое, да и на пенсию кое-что отложено), то взрослеть — в старом, суровом понимании этого слова — не так уж обязательно”.

“Важно помнить, что „новые взрослые” — феномен классовый, невозможный без серьезной экономической подоплеки”.

“<���…> мирное время — редкая вещь. Жалко тратить его по-взрослому”.

Гурий Подляков и кувшинные рыла. Борис Евсеев считает, что прозаик должен быть языкотворцем. Беседовала Елена Потемкина. — “НГ Ex libris”, 2008, № 22,

3 июля.

Говорит Борис Евсеев: “Мое мировоззрение во многом совпадает с идеями православия, но я не вижу в этом несвободы. Я пишу только то, что знаю. Знаю: за смертью-— жизнь!”

Олег Дарк. Леонид Губанов: “Двадцатого века порог обиваю...” — “Русский Журнал”, 2008, 18 июля .

“О Леониде Губанове трудно писать; возможно, в этом причина того, что статьи о нем — редкость, хотя тьма упоминаний, воспоминаний, заметок и отзывов. И можно сказать, что всем им присуще особое раздражение чувств , как дружеских, так и враждебных. Есть поэты, личность которых затмевает, закрывает их творчество; бурная, неустроенная, беспокойная жизнь Губанова, его эскапады, переменчивость настроений и крайность взглядов отвлекают от его необыкновенно серьезной, продуманной, хладнокровной литературной работы (однажды он себя назвал „холодным мальчиком неба”), от его огромной культуры стиха, гармоничного (или дисгармоничного) сочетания традиционности и новаторства”.