Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)

Александр Давыдов. Давид Самойлов и Дезик. Неюбилейные заметки умного дурака о своем отце. — «Частный корреспондент», 2010, 1 июня .

«Его опубликованные посмертно дневники озадачили даже людей, хорошо его знавших. Если честно, то и я не представлял всего драматизма внутренней жизни своего отца. Те же, кому не довелось быть знакомым с автором, могли б решить, что он человек угрюмый и желчный. „Дневники надо читать с поправкой на дурное настроение”, — оговаривал Самойлов. Без этой поправки может возникнуть превратное представление об отношении Самойлова ко многим писателям — и современникам и классикам. Тогда как люди, к которым Самойлов, я знаю, относился прохладно, даже критично, вдруг удостоены в дневнике чуть не восторженных отзывов. Получился некий перевертыш. Как ни странно, в этих часто и впрямь раздраженных записях одно из постоянных определений „милый(ая)”: та „милая”, этот „милый”… Милы автору, как правило, те, с кем у него не было серьезных отношений».

«Лет за пять до смерти отец мне признался: „Больше всего в жизни я любил женщин. Теперь их не будет и жизнь бессмысленна”».

См. также: Александр Давыдов, «Самойлов и Бродский. Неопубликованное письмо Иосифа Бродского Давиду Самойлову» — «Частный корреспондент», 2010, 1 июня .

Григорий Дашевский. Слепые чувства. — «Коммерсантъ/ Weekend », 2010, № 24, 25 июня .

О мемуарной книге Льва Лосева «Меандр». «Одну ее половину составляют воспоминания о детстве и юности — и здесь действительно слышен тот самый отстраненный, корректный тон, те самые умные, точные формулировки, к которым привыкли его читатели. Совсем иное впечатление производит другая половина книги — воспоминания об Иосифе Бродском. И сразу скажу, какое именно „иное”, — плохое».

«Отношение Лосева к Бродскому — это слепое или, по меньшей мере, слабо видящее свой предмет обожание. <���…> Все это могло бы показаться чуть ли не трогательным — но лосевское неумение вывести сильные чувства на свет относится не только к обожанию, но и к ненависти. А здесь уже ничего трогательного нет. Одна из глав книги — пасквиль на писателя Анатолия Наймана. На месте составителей я либо не включал бы эту главу в книгу: всех, кого человек хочет оскорбить, он должен успеть оскорбить, пока жив — то есть пока ему можно ответить, — либо отложил бы публикацию до времени, когда не останется в живых никого из участников, — и их положение снова будет уравнено. Но глава в книгу вошла — и она говорит плохо только о Лосеве, а не о том, кого он хотел в ней оскорбить».

«И главное: он пытается сделать соучастником своей ненависти Бродского — но в результате снова становится ясно, что он просто не понимал самого важного в Бродском».

Денис Драгунский. Изобрази Россию мне! Почему мы так озабочены убылью населения? — «Частный корреспондент», 2010, 29 июня .

«Но только какое мы, теперешние, имеем отношение к Пушкину? А также к сокровищам древнерусской культуры, к безумному и мудрому восемнадцатому столетию, к золотому и серебряному векам русской литературы, к раннему советскому конструктивизму и сталинскому соцреализму? И даже к закатному советизму, к эпохе Трифонова, Попкова, Свиридова и Товстоногова? Если честно, то никакого. Фрески Рублева писал Рублев. Таблицу Менделеева придумал Менделеев. Романы Достоевского сочинял Достоевский. А не присяжный патриот, который говорит: „Мы дали миру Достоевского!”».

Никита Елисеев. Борис Слуцкий и война. — «Нева», Санкт-Петербург, 2010,

№ 5 .

«Следовательский опыт Бориса Слуцкого был „особенный и скверный”, но опыт комиссарства был опыт трагический. Кроме всего прочего, опыт этот научил его не бояться очевидных поражений».

Жизнь как замысел. Вышла книга эссе и воспоминаний об Иосифе Бродском. Беседу вела Елена Елагина. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2010,

№ 124, 9 июня.

Речь идет о книге Якова Гордина «Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел.

О судьбе Иосифа Бродского» (М., «Время»). Говорит Яков Гордин: «Незадолго до его отъезда мы сидели в кафе Дома писателей втроем — Иосиф, наш общий друг физик Миша Петров и я. Иосиф вел веселый треп и вдруг замолчал. А я увидел, что он смотрит куда-то в угол зала, где за столиком одиноко сидел над недоеденным салатом — или чем-то вроде — грузный неопрятный старый еврей с седыми лохмами вокруг лысины. Он не ел, он просто уныло смотрел в свою тарелку. Меня поразило отчаянное лицо Иосифа. „Ты что?” — спросил я его. „Увидел свою старость”, — сказал он. Очевидно, к этому времени ощущение изжитости того странного типа существования, которое он вел в России, достигло болезненного предела».

Владимир Иванцов. «…Бога не было, но напротив была церковь». Метафизика «Утиной охоты» А. Вампилова. — « Toronto Slavic Quarterly », 2010, № 32 .

«В этом году исполняется 40 лет со дня первой публикации пьесы А. В. Вампи­лова „Утиная охота” („Ангара”, 1970, № 6). <���…> Представляется, что социально-психо­логический феномен Зилова исследован на сегодняшний день с исчерпывающей полнотой. Некоторые другие проблемы поэтики „Утиной охоты” оставались до сих пор в тени. Среди них — онтологическое устройство внутреннего мира пьесы и особая роль, которая отводится в организации этого мира герою. Проблема эта, как видится, напрямую связана с нелинейной пространственно-временной композицией сюжета пьесы, что следует из своеобразного дискурсивного построения текста, в котором сознание героя обладает собственной текстопорождающей активностью».

«Здесь важно учитывать дискурсивную природу воспоминания как такового, которое всегда является в той или иной мере творческой переработкой фактов действительности, и потому — фиктивно. В речевом акте воспоминания собственно реальностью „обладает лишь событие рассказывания”, и это значит, что в художественном тексте воспоминание фиктивно вдвойне. В тексте Вампилова актуальность данного утверждения подкрепляется наличием ряда сигналов, сообщающих внимательному читателю о том, что перед ним в форме воспоминаний Зилова разыгрывается пьеса, „сочиненная” самим главным героем».

Максим Кантор. Страх и трепет. Почему нам полезно перестать сводить счеты со Сталиным. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2010, № 117, 1 июня.

«Казалось бы, разумный взгляд на вещи исключает возможность реставрации Сталина. <���…> Сталинизм ушел в историю — это было специальное состояние российского общества при переходе от крепостного крестьянского хозяйства к индустриальному имперскому социализму. <���…> Есть такая вещь, как фантомные боли: рука отрезана, но продолжает болеть. Есть также исторические фантомные боли. Демократии в России нет — а демократическая риторика у бизнесменов сохранилась, возможностей для сталинизма нет — а страх перед Сталиным остался».