Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)

Я сначала думал, что это литературно-историческая мистификация, и бросился искать сведения об авторе. Дело в том, что роман этот чрезвычайно удачный, — он одновременно трагичный и ироничный, умный и увлекательный. Как может человек сразу, без разбега написать такой роман, мне решительно непонятно. Ну, я понимаю, петербургская культура, среда (а книга иллюстрирована Михаилом Шемякиным, который у автора чуть не друг дома), но не все объясняется средой и культурой.

Однако ж книга есть, существует, и вот что там происходит: современный нам историк приезжает в Ялту, размышляя над тем, почему оставшегося в Крыму генерала не расстреляли красные (генерал, мирно состарившись, умер там в коммунальной квартире в 1976 году).

Есть устойчивый канон, заключающийся в том, что на жизнь исследователя начинает влиять его персонаж. Но автор все-таки доктор филологии из Пушкинского Дома, а не мистификатор от массовой культуры. Он снабжает повествование отсылками к многочисленным выдуманным и невыдуманным научным трудам и не менее выдуманным, а также и общеизвестным, подлинным обстоятельствам. Например, некий сотрудник ОГПУ водит к себе девок, и его раздражает, что комсомолки отказываются становиться на колени, — тут же ссылка на Долорес Ибаррури (то есть опосредованно на знаменитую фразу испанской коммунистки, увязываемую здесь с оральным удовлетворением).

Повествование это сводит все образы врангелевского и прочего Крыма и вообще массу легенд вместе, играет ими, взбалтывает и превращает во что-то свое, будто переписав наново труды не только историков, но и литераторов, писавших о Гражданской войне. Однако удовольствие от чтения оплачивается его сложностью и требует постоянного внимания читателя.

Общий тон этого романа я бы определил как меланхолический. Меланхолия — вот верное состояние для ученого, что понимает ход истории.

Д. Г р а н и н. Причуды моей памяти. М. — СПб., «Центрполиграф», 2009, 441 стр.

Это довольно странная книга — прижизненные записные книжки. Не мемуары, не дневник, а такая особая форма запоминания: записал когда-то, потом вернулся к написанному, вспомнил, добавил новую черту. Некоторые истории Гранин рассказывал раньше — и у меня неотвязное ощущение, что я это уже слышал. Впрочем, это общее свойство записных книжек.

Трагедия современной прозы в том, что часто записная книжка интереснее, чем роман или сборник рассказов. Ничего не пропадает, а только замещается чем-то новым, и этот формат чрезвычайно важен и перспективен.

Гранин — писатель из тех, что, по выражению Слуцкого, «в сорок первом шли в солдаты, а в гуманисты в сорок пятом». Эти гуманисты среди писателей — особая статья, да и сам Гранин — фигура особенная, он не только писатель, но и общественный деятель в самом прямом смысле слова. Советский писатель часто был формальным общественным деятелем, а вот Гранин, особенно в перестройку, — совершенно настоящим. И если внимательно изучать его тексты, можно многое понять о поколении романтиков-гуманистов восьмидесятых, об эмоциях и вере людей, что видели войну, пережили череду советских руководителей, воспряли вдруг, а потом увидели, что вышло. Ну и о том, как и почему случился кризис либеральной идеи.

У Гранина есть одна история, которая мне очень нравится. Я как-то использовал старый сюжет о том, как пес приносит убитого кролика с соседней дачи и хозяева моют дохлого кролика и подкладывают обратно в вольер. Наутро сосед заявляется в ужасе — он похоронил сдохшего кролика, а кролик явился со своего кроличьего того света. Когда меня стали упрекать, что где-то подобное уже было, то я, помимо мифологического сюжета (в одной из вариаций вместо кролика, увы, была мертвая родственница), нашел четыре тысячи рассказов на одном сетевом ресурсе, и все они — все! — начинались со слов: «Мой сослуживец поехал на дачу…», «Поехали мы в прошлые выходные на дачу…». Эти свидетельства очевидцев и друзей очевидцев были восхитительны. Легенда всегда происходит рядом, на то она и легенда. Вот поэтому и было так прекрасно обнаружить у Гранина запись: «Семья Саши Петракова сняла дачу у одного кроликовода. Не так-то просто стало найти дачу под Петербургом. У дачников был фокстерьер, поэтому…»

А. Л е в к и н. Марпл. М., «Новое литературное обозрение», 2010, 290 стр.

Аннотация да и сам автор говорят, что это «не-роман», однако такое утверждение сторонний читатель воспринимает как жеманство. Левкин глумится над читателем, помещая в свою книгу статьи словарей, текст о загадочных шарах из Даниила Хармса, пересказывает фильмы и через страницу вставляет по частям разбор бунинского рассказа «Чистый понедельник». Его герои бродят по современному городу Риге, вспоминают при этом столицу Советской Латвии и тут же отодвигаются новым отступлением «Кстати, вот в одной книге…».

Вот ты, дорогой читатель, готов потреблять такое рагу? То есть ты готов читать этот Живой Журнал наблюдений и воспоминаний — так милости просим, а вот коли не готов и хочется те классической структуры текста и какого-нибудь действия, то шиш тебе. Не будет классического действия.

В этом свойство подобных романов — они как бы замещают собой блог, только оформлены аккуратно и похожи на книгу. Кстати, сам Левкин ведет живой журнал, но, по-моему, помещает туда лишь урбанистические фотографии, а текстов сейчас не помещает вовсе.

И выходит, что эта книга — его блестящий эксперимент, а что произойдет, если литературную энергию не стравливать в Сеть, не транжирить на эссе, а переписать прозою и издать (при условии, что есть кому рискнуть изданием). Дотошный читатель сразу представляет себе зеркальное отражение этой ситуации — человек помещает публичное психотерапевтическое выговаривание, bon mote и зарисовки в Сеть, а романы существуют как романы. Это классический подход с понятной шкалой оценок и претензий.

А тут-то и не придерешься.

Одним словом, какой путь лучше — совершенно непонятно, но пример поучительный и интересный.

± 2

А. С т а р о б и н е ц. Первый отряд. Истина. М., «АСТ»; «Астрель»; «Харвест», 2010, 400 стр. (Первый отряд).

Я почитал роман Старобинец еще в рукописи и до сих пор нахожусь в несколько смутном впечатлении от этой книги.

Во-первых, это классический пример «проекта»: снят и вышел на экраны мультипликационный фильм, вышла манга [14] , теперь, собственно, роман. Это совершенно нормально, это даже не будущее литературы, а ее реальное настоящее. Только в проект еще должны входить компьютерная и настольная игра на центральную тему, а также фигурки-куколки на шарнирах.