Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2007)

Последнее, что я вижу, — это река и то, как мерцают красные габариты Николаевой лодки. Она впадает в океан, эта река, — в большую воду, на горизонте которой поднимается наш остров.

Мы поселимся на холме у монахов. Они научат, как жить, не привязываясь к вещам и людям. Как жить среди безымянных надгробий, под которыми лежат такие же лунатики без имени-отчества.

Каждый вечер я буду спускаться на мотороллере в поселок. В нем суетно и шумно, в этом поселке. Уже выставлены окна, масло шипит на жаровнях. Снуют машины, тележки. Только маленький Будда невозмутимо наблюдает за нами. Иногда мне кажется, что он наделяет хаотичное движение смыслом. Накидывает прозрачное покрывало или опутывает паутиной, где мы все не случайно барахтаемся.

Но это представление мнимое.

Просто мне приятно думать об этом ночью, на обратной дороге через остров.

“Главное, — говорю я себе, — не выскочить на встречную полосу”.

Выскочить на встречную полосу.

68

Около трех часов ночи на пандус гостиницы “Swiss Hotel” въехала обычная темно-зеленая “Волга”. Из нее вышли двое мужчин в плащах и девушка, на которой была дутая куртка.

Машина осталась у входа, хотя швейцар настойчиво предлагал отогнать ее на парковку. Игнорируя привратника, троица вошла в вестибюль через стеклянные двери. Девушка села в кожаное кресло, стала разглядывать люстры.

Двое синхронно придвинулись к стойке регистрации.

Молодой человек снял с лица фирменную улыбку и сделал озабоченное выражение.

— Из какого номера был сделан этот звонок? — сказал левый.

Послышалось клацанье клавиатуры, гул процессора.

Молодой человек услужливо поднял трубку.

— Не надо, — остановил его правый.

— Мы поднимемся.

Оба посмотрели на девушку. Та отвернулась и закусила губу, обнажив влажные крупные зубы. Видно было, что на глазах у нее слезы.

В телевизоре мелькали кадры, снятые в декабре прошлого года. Километры пляжей, заваленных битыми кирпичами.

— Да не тряситесь вы так, девушка! — ласково сказал один.

— Ничего серьезного на него нет, я уверен.

Коридор на двадцать втором этаже шел по кругу, люди разошлись. Девушка осталась у лифта, села на ковер. Отсюда, из холла, было видно, как спустя минуту они встретились у входа в номер.

— Почему мужчина, чтобы потушить огонь, машет спичкой? — спросил один шепотом.

Раздался громкий стук в дверь.

— А женщина дует на спичку?

Но за дверью не было слышно ни звука.

о. Крит, август 2005 — п. Ильинский, март 2007.

Клюев Евгений Васильевич родился в Твери в 1954 году. Закончил филфак Тверского университета и аспирантуру при кафедре стилистики факультета журналистики МГУ. Ph. D., написал несколько учебников для вузов. Автор стихотворных, переводных и прозаических сборников. Иллюстрирует книги собственными рисунками. Живет и работает в Дании.

Имя, фамилия, отчество

Имя — так сказать, бремя… или же вымя,

что до фамилии с отчеством — тут увы:

те, что имели место, заменены другими,

выдуманными однажды из головы,

под настроенье: и все-то под настроенье —

без настроенья строенья не возвести.

В общем, все — липа, туфта, щебенка, каменья…

почему-то не выброшенные по пути.

Помню над колыбелью веселую фею-с…

с именем, значит, в руках — говорит, возьми.

Впрочем, не отзывался и не отзываюсь —

просто с тех пор неправильно называюсь

всякими обстоятельными людьми.

В имени — вымени — нет никакого проку:

выменял как-то на склянку пустую и на

не подошедшую к ней красивую пробку:

вот таковы и есть они, имена!

Надо бы — на солдатика или монетку,

но ни того, ни другого никто не давал,

дали воздушный шарик, да не удержал за нитку —

полный облом получился, полный обвал.

Стало быть, кто ты, и чей ты, и прочие трали-вали —

стоят недорого и ничего в них нет.

Может, и хорошо бы, если б меня звали…

но не зовут — никуда, уже много лет.

Ну а тогда — бог с вами, а также с нами,

во вторсырье сдается наш гордый “Варяг”.

За исключеньем, конечно, того, если имя — знамя…

только вот с этим тут как-то совсем напряг.

Возраст

Видимо, возраст преклонный — птичка в летах.

Или же непреклонный... но это я так,

это я так — из некоего пижонства:

нa воду, значит, не дул, но и не обжeгся,

то есть не то чтобы там уж… совсем простак!

Но это я так.

Возраст, когда на картине “Вечный покой”

видишь не реку, а только — что за рекой,

и когда, в сотый раз перечитывая “Одиссею”,

вдруг говоришь себе: кажется, я лысею

и Пенелопина верность — такой пустяк!

Но это я так.

Возраст, когда на признанье тебе в любви

ты уличаешь в глупости визави

и, приходя на свидание, вместо астры

даришь вдруг том с монологами Заратустры,

в астре внезапно увидев намек на брак.

Но это я так.

Возраст, когда на показ парада планет

ты отзываешься вдруг громогласным нет

и когда народному шествию ты, затворник,

предпочитаешь судоку и свежий твo"рог

или творо"г… с удареньем на двух местах.

Но это я так.

Возраст, когда конфеткою из дерьма

не обмануть: ах, детка, скушай сама,

и когда в ответ на слова: “Я о вас наслышан”, —

выбегаешь в сени к своим навостренным лыжам,

пуще жизни и смерти боясь лобовых атак.

Но это я так.

Возраст, когда и возраст уже не возраст,

а только небо — небо в высоких звeздах,

а только море — море в тарелке супа,

где утонуть бы — только, наверно, глупо:

вытащат всe равно… ведь у них черпак!

Но это я так.

Пол

Ох, не смешите, пожалуйста: я с бородою,

а борода бывает вы знаете у кого.

Я от нее, конечно, не молодею,

но насчет пола… выгляжу стилевo.

Если же кроме шуток, то, кроме шуток,

нету у нас ничего — разве печка на колесе,