Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)

И вот накануне звонит Никита:

— Слышь, я тут подумал... Надо бы Костярину привезти гитару.

Костя действительно любил и умел играть, горлан-главарь прогорклых от дыма тусовок, но свою он расколол за полгода до... Все собирался наконец приобрести себе новую.

— Ну, пошли тогда купим. Какие проблемы.

Проблемы, однако же, были. Найти свободные шестьсот рублей за день, еще и накануне праздников, оказалось задачей невыполнимой.

— Может, твою привезем? Пока...

Тоскливо сжалось сердце.

Олег да и Никита понимали цену этому “пока”. Летом ехать в Лодыгино с типовым желтофанерным “солдатом в строю”, чтобы говорить Костярину, пряча глаза, “извини... меняемся... отдавай мою обратно”? — ха. Оба понимали, что этого не будет.

Конечно, было жалко. Отдать свой раритет... Все равно что “Победу” или “Чайку”, такую совершенную и законченную, такую невероятную в потоке нынешних машин, поменять на скучные — “земные” и приземистые — “Жигули”.

Да, разумеется, он подарит эту чертову гитару! О чем вообще разговор.

Просто Олега шибанула по лбу... безысходность. Да, именно так. Дело даже не в гитаре, а просто другу, попавшему в такую ситуацию, отказать нельзя уже ни в чем — вообще. Шаг влево, шаг вправо... как предательство. Бунтуют поджилки. Зачехлял гитару в бессильной злобе, сжав зубы...

— А у меня муж в Лодыгине. Шесть лет уже...

Это тетка разглагольствовала, найдя — по глазам? — слушательницу в Еве, а автобус полз, полз, ревел, ревел. Пассажиров почти не было, раннее солнце яростно заливало окна, город, превращало дорогу в сплошное асфальтовое золотище.

— А как там вообще? — заинтересовался Никита.

И тетка охотно рассказывала: перевезенные в поселок ютятся в домишках-развалюхах, “сами, поди, видали?” — с огородами, да название одно, а не огороды. Работают при кладбище. Индустрия-то это такая, что работы хватает всем: бабы торгуют цветами на въезде, тех мужиков, что помоложе и покрепче, ставят копать ямы, остальные — кто на уборке, кто в обходчиках, кто в столярном цехе или плиты распиливает, там же своя ритуальная контора... Она, тетка, ездит к мужу регулярно. Возит вещи, варенья-соленья. (Вот ведь как бывает в жизни: и у нее здесь, “на большой земле”, новый муж, и старый там, в Лодыгине, прибился вроде к какой-то бабенке, — а вот поди же ты...) Приезжает к нему на выходные, на праздники. С этим, конечно, строго: нужно регистрироваться, к кому, на сколько и т. д., там ведь режимный объект, в одиннадцать ровно — отбой, и вырубают свет, ну совсем как в пионерлагере.

— А как у них с продуктами?

— Продукты привозят... Единственное — туго с выпивкой. Да почти запрещено. Я вон своему... всегда несколько пузырей... Да и все так. А вы не взяли, что ли?

Никита — отчаянный взгляд.

А за окнами самый выезд из города, невнятная вывеска “комка”...

— Эй! Стой!!! Шеф... Останови, пожа... Такое дело — другу... забыли...

“ЛАЗ” заныл тормозами, мигнул к обочине, накренившись еще больше. И пока Никита, наискосок по пыльной обочине, бежал в “комок” за водкой — любой, на все, — Ева прижалась к Олегу:

— Что-то мне страшно туда ехать.

Обнял ее:

— Не волнуйся. Я же с тобой.

III

Уже к обеду Ева чуть не плакала.

Ее пугало все: и ее деревянное смущение, тоже мне — в гости приехала, хотя с Костей-то мельком виделись; и дом, развалина-халупа с газетами в нужнике. Видимо, от старости одна страница “Правды” проступала на другой, та на обратной, создавая общую чехарду без всякого смысла. Отсутствие пятна на лбу молодого генсека, майонезного от ретуши, с лихвой заменялось неясными синяками букв, лозунгов, заголовков. Туалет кишел паучками и всякой нечистью; неужели всех такое ждет?! — и от сухой невозможности зарыдать сильно билось сердце.

Впрочем, серый покосившийся дом на окраине поселка ничем не выделялся в ряду других, таких же инвалидов. На клочках земли сажали картошку: май. Лопаты входили звучно, выдавая песочную душонку здешних почв.

— Зда-ро-ва!

Парни обнялись неуклюже, рубящими движениями, вроде бы стесняясь.

Костя показывал дом, свою новую комнату, ужасную. Жухлые обои с пузырями, будто сдутая беременность. Шланг, перекушенный окном (на холода?), в чешуях масляной краски, как полинявшая змея. И Ева пожалела десять раз...

— Читаешь? — Олег взял потрепанную книгу, лежавшую поверх постельных рытвин. Бульварный роман. Что-то про роковую страсть и измену. — Ну и как тебе?..

— Ничё так. Только обложка мягкая. Неудобно. Обеими руками приходится держать...

Сдержанно поржали над хорошей мужской шуткой.

— Ну и что? Я не поняла...

Ева правда не поняла. Костярин заметно смутился, он, видимо, и забыл, что друзья приехали не одни. Злой взгляд Никиты, который она успела поймать... Провалиться бы сквозь землю! И слезы вскипали в глазах.

Зря она сюда напросилась. Это стало ясно сразу, как только автобус лихо выкрутил колеса и со сладким напряжением, как потягушечки, развернулся перед воротами. “Западное кладбище”.

Было рано. Пели птички. Прислоненные к забору, стояли огромные кресты из мореных дубовых балок — невероятные для наших погостов, поэтому, наверное, их никто и не покупал… Гранитные плиты, гладкие, с пустыми оплетенными медальонами, смотрелись как незаполненные бланки. “Там же своя ритуальная контора”. Мотороллер, видавший виды грузовой “Муравей”, поплыл в синеватом дымке, оглушительно — как нарочно — громыхая лопатами и чем еще там; все — бурое от грязи и земли.

В административном здании свет горел и днем, лампочки — как воды набравшие. Смотритель, Арсений Иваныч, как крикнула его старуха уборщица, оказался суровым дядькой с глянцево лысым черепом. Разыскивая Костярина в бесцветных амбарных книгах, диктуя наконец его адрес, он сомневался, странно поглядывал, снимал очки и тер переносицу. Видно, ему не нравилась гитара. Надо было в коридоре оставить. Тоже — ворвались, забежали дурной толпой, как бременские музыканты. “У нас, вообще-то, режимный объект... В двадцать три... обход... Все должны быть на местах! Выпивать, шуметь...” — бормотал смотритель, собрав у ребят паспорта, — а те слабо блеяли, что конечно, конечно...

И — с черепашьим усердием переписывая из паспортов в ту же амбарную книгу:

— А вообще-то хорошо, что вы приехали. Нам рабочие руки сейчас ой как нужны. День Победы на носу... Столько нужно всего... Предписание города... Работнички-то у меня еще те. Ага. Старичье... Поможете? Починить чего, убрать...