Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)

Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Санкт-Петербурге.

* *

*

Первым узнал Одиссея охотничий пёс,

А не жена и не сын. Приласкайте собаку.

Жизнь — это радость, при том что без горя и слез

Жизнь не обходится, к смерти склоняясь и мраку.

Жизнь — это море, с его белогривой волной,

Жизнь — это дом, где в шкафу размещаются книги,

Жизнь — это жизнь, назови ее лучше женой.

Смерть — это кем-то обобранный куст ежевики.

Кроме колючек, рассчитывать не на что, весь

Будешь исколот, поэтому лучше смириться

С исчезновеньем. В дремучие дебри не лезь

И метафизику: нечем нам в ней поживиться.

* *

*

И стол, и стул, и шкаф — свидетели,

И на столе — листок бумаги.

Они всё поняли, заметили —

И пусть приводят их к присяге.

Они расскажут всё, что видели,

И посрамят любого Холмса,

И там, в заоблачной обители,

Мы их свидетельством спасемся.

И куст, и ель, и дуб — свидетели,

И пышный плющ на жестком ложе.

Они всё поняли, заметили —

И ветвь на Библию положат.

Нас чайка видела на палубе:

У нас в глазах стояли слезы,

И это будет наше алиби,

Прямой ответ на все вопросы.

Большая восьмерка

Мне приснилось, что я с госпожой Бернадет Ширак

Говорю о Набокове, Вырице и Париже

И какое-то слово хочу — не могу никак

Вспомнить и заменяю другим, что лежит поближе,

А по левую руку, притихнув, сидит жена

Президента Канады — мечтательная блондинка

Лорин Харпер — и ей подливают в бокал вина,

Сон есть сон, и мы чокнулись с нею, и тут — заминка,

Потому что не знаю английского языка.

Переводчик мне хочет помочь, да я плохо слышу.

Лора Буш обаятельна; Флавия чуть строга —

Итальянка, как статуя, прячущаяся в нишу;

Шери Блэр, англичанка, беседует с Москвиной —

Нашим тренером: дарит фигурное им катанье

Тему; Фрейндлих, актриса, бок о бок сидит с женой

Президента России: Людмила — само вниманье

И благорасположенность. Нам подают десерт.

И ни слова о противоречиях. В каждой фразе

Мог бы только любовь засвидетельствовать эксперт.

Кто придумал мой сон — комитет по культурным связям?

И ни слова, клянусь, о политике: кто ж во сне

Говорит о политике? Наш разговор цыгане

Пеньем перебивают. И вдруг показалась мне

Чудной эта картинка, как желтый костер в тумане.

Эти скрипки, и юбки, и таборная метель!

Как таинственна жизнь, как легко, через все заслоны,

Мифологией веет и медом со всех земель.

Президенты не так бы понравились мне, как жёны.

* *

*

В кепи букмекер, и девушка в фетровой шляпе.

Умный игрок недопьет, а жокей недоест.

Знает ли конь, что участвует он в гандикапе?

Может быть, слово попроще он знает: заезд?

Солнце, слепя, разлеглось на подстриженной травке,

Флаг на флагштоке картавой трещоткой трещит.

Знает ли Прима, что крупные сделаны ставки,

И понимает ли Гектор, что он фаворит?

Господи, как холодит ветерка дуновенье,

Как горячат передвижки в забеге толпу!

Обожествление случая, благоговенье

Перед приметой и тайная вера в судьбу.

* *

*

А надо ли знать, что в гондоле

Одиннадцать метров длины?

Послушай меня: мы не в школе

И мы никому не должны.

А надо ли знать, что метр-сорок

Должна быть она в ширину?

Венеция — призрачный морок,

Клонящий к загробному сну.

Мужчин этих, праздничных женщин

Поток ежедневный, сплошной…

Подумай: ни больше ни меньше —

Одиннадцать метров длиной.

И цвет обязательно черный.

Так, кажется, дож повелел

Когда-то, надменный и вздорный,

Конец положив и предел

Фантазии и произволу.

Светло на канале, свежо,

С опаской спускаюсь в гондолу…

А все-таки знать хорошо!

* *

*

Афанасий, Евстафий, Зосима, Ефим, Феоктист —

Вот что нам предлагает семнадцатое января!

Я в окно посмотрел: снег роскошен, наряден, пушист,

Так же бел, как листок из настольного календаря.

С именами такими попробовал вспомнить родных

И знакомых — не вспомнил: воистину редки они

И не в моде, а сколько снежинок блестит кружевных,

Золотые на солнце и с синим отливом в тени!

Подрастают сугробы, как белые сфинксы и львы,

Словно их из пустыни пригнали сюда на прокорм!

Фима, Сима, Афоня… Евстафию хуже, увы,

Феоктисту — для них не нашлось уменьшительных форм.

Афанасий — поэт, и художник, должно быть, Ефим,

А Зосима — отшельник, скорее всего, и монах.

Феоктисту с Евстафием только прислуживать им,

Разгребать этот снег остается да ездить в санях.

* *

*

Ирине Роднянской.

Когда на жизнь смотрю чужую,

Такую страшную, такую

Однообразную, когда

К себе примериваю злую

Смерть в тридцать лет, когда впустую

Уходит время, как вода,

Когда лишь множатся потери,

Утраты в ней, когда живут

До девяноста, в пыльном сквере

Сидят, когда детей пасут,

Когда один идет под суд,

Другой на лестнице расстрелян,

Когда с цветами на премьере

К любимцу публики бегут —

И важен он, самоуверен,

Когда въезжает в Рим Тиберий,

Томлюсь и в Бога я не верю —

Печальный смысл, напрасный труд.

Когда на жизнь смотрю свою,

На этот коврик у порога,

На тех, кого хотя б немного

Любил, на ту, кого люблю,

На эти строки, на скамью

Над морем: шатка, колченога,

На ту лесную колею,

На смерть, что в очи глянет строго,

На всю тщету и толчею,

Судьбу — бедна она, убога,