Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2011)

Александр Генис. Как читать Мандельштама. К 120-летию поэта. — “ SvobodaNews.ru ”, 2011, 15 января .

“Мандельштам писал свернутыми „веерами”, которые способны развернуться только в сознании каждого читателя. Такие стихи состоят не из слов, а из зашифрованных указаний, опять-таки иероглифов или нот, по которым читатель исполняет произведение: „веер” раскрывается только во время акта чтения. Стихи — указание к действию или партитура, ждущая исполнителя. Текст не может быть завершен в себе — точку ставит не автор, а читатель. Чтение требует активного, прямого сотворчества. Собственно, стихотворение вообще существует не на бумаге, а в „воздухе”, в промежутке, в том пространстве культурной памяти, которое объединяет поэта и читателя”.

Федор Гиренок. Мы и русская философия. — “Завтра”, 2011, № 4, 26 января.

“Государственная машина способна превратить в прах любого человека. И только на Христе она сломала свои зубы. Нельзя, чтобы люди делали глупость, бросая бессмысленный вызов власти. Объявляя всякую власть от Бога, народное сознание как бы говорит: нечеловеческое это дело — бросать вызов власти, ибо силы их совершенно несоизмеримы. Если же объявить, что власть происходит не от Бога, а от человека, то тогда она покажет свою соизмеримость с человеком, и многие люди могут попытаться вступить с ней в борьбу, попробуют изменить ее природу, а это чревато для них катастрофой”.

“На мой взгляд, советский дискурс наиболее полно представлен в работах Бахтина и Выготского”.

“Русская философия умерла. На ее месте возникла история русской философии”.

Аркадий Драгомощенко. Местность как усилие. — “ TextOnly ”, № 33 (2010, № 3) .

“В детстве нет классиков, в детстве существуют запахи, цвет, движение воздуха, вкус, оптические смещения, вся эта неуловимая диэтиламидо-лизергиновая ткань… что в итоге приводит в движение вращение тибетской мельницы: „воображения/памяти”. Я отношусь к поколению, для многих из которого книги были частью просто онтологического уклада, и иногда, возвращаясь к тому времени, удивляюсь поразительной остроте ощущения неотъемлeмости того, что называется „книгой”, ото всего „остального” — солнца в окне, благоухания весенней грязи, узорной тени облаков, света, падающего из двери столовой, звука известных только мне голосов. О чем можно прочесть в „этой же книге”. Имена отслаивались более чем медленно, и эти поначалу незначительные области артикулированной памяти определялись вовсе не какими-то особенными „литературными” свойствами — скорее всего, „имена имен” вырастали, следуя собственной подспудной логике сопряжения. Например, не было Пушкина, был сине-чернильный холщовый переплет с размочаленным уголком (приложение к „Огоньку”), за которым скрывалась какая-то русалка, вирированная в полиграфическую зелень; она же много позднее на страницах Гоголя брезжила в сепии. И так далее”.

Евгений Ермолин. “В литературе много равнодушия и мало сочувствия к человеку”. Беседу вел Андрей Рудалёв. — “Живая литература”, 2011, 17 января .

“В глобальном мире наш читатель — везде, и наша родина — в его сердце. Там мы вьем себе гнездо, там мы поем свои песни о любви и смерти. А нынешний „ублюдок распада СССР”, еще ничем особенным не доказавший своих прав на историческое бытие, в течение нового века, наверное, еще претерпит какие-то метаморфозы. Причем о самых вероятных вариантах не хочется даже думать. Но если у тебя что-то шевелится в душе, когда ты думаешь о твоих родных и близких, за предков, за соседей по бараку, за тех, кто алчет и жаждет правды, кто нищ духом, кто гоним или изгнан правды ради, за всех, с кем сводит тебя накоротке твоя непутевая жизнь, — то как же можно молчать и не говорить на русском языке о длящемся обмороке, перманентном кошмаре нашего социального, а часто и духовного небытия? Вот и говоришь, и уже неважно, что лет через 50 — 100 на русском, может быть, перестанут писать и читать — или он так переменится, что потомок прочтет твой хрип как шутку”.

Тимур Кибиров. “Эстетизация зла идет семимильными шагами”. Беседу вела Веста Боровикова. — “Новые Известия”, 2011, 17 января .

“Я уверен, что в каждом из нас есть такие зоны сознания, которые не то что нельзя описывать, а должно подавлять и истреблять. Поэтому в отличие от некоторых моих коллег я не считаю, что все, что происходит под корой моего головного мозга, достойно запечатления в художественных текстах. Я человек с очень жесткой автоцензурой. Уверен, что без нее вообще не бывает писателей. Вопрос, каким описывать мир, — это вопрос веры автора, а не мира”.

“В центре мироздания, на мой взгляд, истина, добро и красота. <���…> Это вопрос веры. Я так чувствую. Хотя есть люди, которые чувствуют иное. Есть сатанисты. Подозреваю, что их будет становиться все больше и больше”.

“Если бы парижские „проклятые поэты” увидели сериалы, которые смотрят наши бабушки с внуками, они пришли бы в ужас и встали бы на защиту ненавистной им христианской морали”.

Тимур Кибиров. Люди истосковались по нормальности. Беседу вел Сергей Шаповал. — “Культура”, 2011, № 3, 27 января — 2 февраля .

“Почему я в поэзии до тридцати лет занимался полной фигней? Потому что я был твердо убежден, что настоящая поэзия должна быть невероятно метафоричной, необыкновенно сложной и изощренной”.

Святейший Патриарх Кирилл: Задача Русской Православной Церкви — воспитать человека, способного на жертву, на подвиг, на победу. — “Патриархия.ru” (Официальный сайт Московского Патриархата), 2011, 3 января .

“3 января 2010 года на торжественном приеме после Божественной литургии в Успенском соборе Московского Кремля Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл поделился с участниками богослужения своими мыслями о значении духовного подвига святителя Московского Петра, „объединителя распадавшейся Руси”, для нашего времени”.

“Задача Русской Православной Церкви заключается в том, чтобы воспитывать человека, способного на жертву, на подвиг, на победу, — убежден Святейший Патриарх. — Современная система так называемых ценностей, которые обрушиваются на нас через средства массовой информации, не способна сформировать личность, которая могла бы совершить подвиг и тем более принести победу. Поэтому главная задача Церкви — это противостояние всем искушениям и соблазнам нынешнего века. Главная задача Церкви — говорить людям о том, что означает подлинное человеческое счастье. Главная задача Церкви заключается в том, чтобы спасти молодое поколение, пробудить в нем ясное сознание того, что жизнь, которую ему предлагают, — это языческая, безбожная жизнь, разрушающая человеческую личность”.