Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2011)

Анна Франк с самого начала обращается к своему дневнику как к живому существу, призванному стать ее alter ego и заменить ей друга, с которым она — в своем навязанном в укрытии одиночестве — могла бы говорить. Очень скоро это перестало ее удовлетворять, и она перешла к вымышленному адресату, подменяющему собой дневник, — к «Китти», антропоморфной версии «друга-дневника». Тем самым она как бы вступила в литературную игру и начала лепить литературное произведение определенного жанра, все более и более удаляясь от органического жанра дневника.

Многих персонажей дневника, своих соседей, например, Анна дает под вымышленными именами, и это дань не только условиям «коммуналки» или конспирации в амстердамском убежище. Она не устояла перед соблазном охудожествления, и недаром у дневника появились свои «редакции», над которыми автор специально «работала».

Да и собственно дневникового горения, зуда каждодневных записей у нее все-таки нет. Записи — в зависимости не от внешнего, а от внутреннего состояния — то сгущаются на неделю или на две, но потом может наступить и многонедельный перерыв.

Несопоставимы и жизненные условия Тамары и Анны. Положение и возможности директора акционерного общества Отто Франка в Амстердаме и профессора Владимира Лазерсона в Каунасе были несоизмеримыми. Первый устроил своей семье из четырех человек убежище в самом центре Амстердама, под носом у гестапо, — в задней, выходящей во двор, части того дома, в лицевой части которого размещался офис его бывшей собственной фирмы. Несколько бывших ее сотрудников и доверенных лиц на протяжении двух с лишним лет не только держали язык за зубами, но и, не считаясь с риском для себя лично, каждодневно и всячески поддерживали жизнь в тайнике за перегородкой. Анна в этом убежище хотя и вздрагивала от каждого шороха, но провела свои дни в относительно комфортных условиях. Со временем практически все ресурсы и запасы в убежище исчерпались, но голод, холод и принудительный физический труд были ей до ареста практически незнакомы.

Семья профессора Лазерсона (пятеро, а затем четверо душ) проживала в гетто со дня его основания, успев, правда, обменять просторный особняк на окраине Каунаса на маленький четырехкомнатный домик в Большом гетто: постепенно их уплотнили до одной-единственной комнаты. На работы Тамара ходила все два с половиной года, проведенные в гетто, и однажды даже угодила в кутузку — внутригеттовскую тюрьму. Тамарино укрытие было очень далеко — сельская усадьба Пакамачай почти у латвийской границы: там ей пришлось превратиться из еврейской девочки в литовскую, по имени Элянуте Савицкайте.

Было бы пошло называть Тамару Лазерсон литовской Анной Франк, а ее дневник — каунасской версией амстердамского. При всем своем удивительном сходстве и даже родстве это две совершенно разные судьбы и два совершенно разных документа.

Каждый из них — памятник Катастрофы. Но если дневник Анны, впервые опубликованный в 1946 году, сегодня уже хорошо известен и изучен (в Амстердаме ему и его автору посвящен целый музей), то историческое усвоение дневника и судьбы Тамары Лазерсон — еще впереди.

Музейная «глава» у дневника, впрочем, уже была — в Вашингтонском музее Холокоста: в 1999 году, когда пишущий эти строки был в этом музее на месячной стажировке, он видел его на замечательной выставке, посвященной истории Каунасского гетто. Жизнь гетто разворачивалась как бы изнутри, и дневник Тамары Лазерсон способствовал этому эффекту так же, как и дневник Абрама Голуба, рисунки Эстер Лурье или фотографии Георга Кадушина.

О том, что жизнь сведет меня с автором дневника так неспосредственно и тесно, я, конечно же, тогда не догадывался. За те месяцы, что нам потребовались на подготовку этой рукописи, мы обменялись, наверное, тысячей имейлов и десятки раз беседовали по скайпу. Мне даже стало казаться, что мы знакомы не одно десятилетие.

Я благодарен судьбе за эту встречу и очень надеюсь, что дневник Тамары Лазерсон найдет отклик и у читателей.

В настоящую публикацию вошли фрагменты дневника за 1942 — 1944 годы. Полностью дневник и другие материалы Т. Лазерсон-Ростовской и ее брата В. Лазерсона увидят свет в книге, готовящейся в издательстве «Время».

sub ДНЕВНИКИ /sub

sub 1942 /sub

Cентябрь 13 (воскресенье)

Погода плохая. Каждый день льет и льет дождь. Осень началась слишком рано. Настроение плохое. Положение с каждым днем ухудшается. Дома ничего нет: ни муки, ни картофеля. Основная наша пища сейчас — морковь и помидоры, которые пока еще растут на огороде. На рынке гетто продаются лучшие яблоки, сливы и груши, но, к сожалению, все это не для нас.

Сентябрь 14 (понедельник)

Случайно попала в бригаду. Была недалеко от рыбного рынка. К моему большому удивлению, речи и мысли евреев только и вращаются вокруг пакета [9] . Хотя нам запрещено что-либо проносить в гетто или вообще что-нибудь покупать, наши люди рискуют и покупают. Спрятав продукты в разных местах одежды, пытаются пронести через ворота. Даже имея при себе пять килограммов, ухитряются «чисто» пройти проверку.

Сентябрь 15 (вторник)

Скучно. Голод ощущается все больше и больше. Нет новостей, которых мы так жаждем. Я благодарю Бога, что у меня есть книги. Когда кругом свирепствует осень, я сижу, съежившись, в комнате и читаю свое богатство — Детскую энциклопедию. Стоит только углубиться в эту книгу, и ты забываешь об осени, голоде и холоде. Ты забываешь обо всем. Перед тобой открывается все то, что пережили и выстрадали люди, изобретая разные новшества: машины, книги и др. И как из-за своих изобретений, приносящих пользу человечеству, они подвергались страшным мучениям, сжигались на кострах.

Сентябрь 21 (понедельник)

Открылась старая рана — начался учебный год. Больно мне, очень больно, что еще один год пропадает. Но ничего не поделаешь. Утешаю себя чем только могу.

Сентябрь 22 (вторник)

У ворот проверяет еврейская полиция. Литовцы все пропускают, только евреи сами отбирают. Люди очень возмущаются таким поведением. По ночам через забор идет торговля. Часовые подкупаются, поэтому они «ничего не видят». Наше положение понемногу улучшается. Продаем последние вещи. Что будет дальше — не знаю. На фронте бои идут все еще у Сталинграда. Бои идут уже на улицах, но немцы пока еще не могут взять город.

Сентябрь 23 (среда)

По ночам усиливается воровство. Особенно много воруют на огородах, принадлежащих комитету. Там совсем неплохо уродилась картошка. Я тоже присоединилась к одной группе детей, ночью мы накопали немало картошки. Но сегодня комитет спохватился и послал людей выкопать картофель. Так ничего нового.

Сентябрь 26 (суббота)