Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005)

Об архитекторе Синане см. книгу Глеба Шульпякова в настоящем номере “Нового мира”.

Галина Янковская. Книжный идеал художника и живописцы позднего сталинизма. — “Историк и художник”, 2005, № 1 (3).

“В 1952 г. Лев Кассиль закончил работу над книгой „Ранний восход. Повесть о юном художнике”. Она знакомила читателя с историей жизни талантливого подростка Коли Дмитриева (1933 — 1948), чья редкая художественная одаренность и ранняя гибель в результате несчастного случая вызвали живой интерес профессионалов и любителей искусства…”

Составитель Андрей Василевский.

“Вопросы истории”, “Дружба народов”, “Звезда”, “Знамя”

В. Б. Безгин. Крестьянский самосуд и семейная расправа (конец XIX — начало XX в.). — “Вопросы истории”, 2005, № 3.

Забивать старались, конечно, до смерти. Особенно — мужья своих жен. Да и соседи по деревне, предварительно приняв решение о самосуде на деревенском сходе, старались выложиться до конца над каким-нибудь конокрадом или поджигателем, еще и над трупом изгалялись как следует.

“Интересное суждение о сельских нравах приводил в своих мемуарах А. Новиков, прослуживший семь лет в должности участкового земского начальника Козловского уезда Тамбовской губернии. Он писал: „В крестьянской семье [более] чем где-либо проявляется победа грубой физической силы; уже молодой муж начинает бить свою жену; подрастают дети, отец и мать берутся их пороть; старится мужик, вырастает сын и начинает бить старика. Впрочем, бить на крестьянском языке называется учить: муж учит жену, родители учат детей, да и сын учит старика отца, потому что тот выжил из ума. Нигде вы не увидите такого царства насилия, как в крестьянской семье””. Это из книжки, изданной еще в 1899 году.

Даже я одну поговорку на заявленную тему припомнил: “Бей бабу молотом, будет баба — золотом”. Не скажу, от кого услышал.

О том, как “русская баба, являясь объектом насилия, репродуцировала его”, — читайте сами. Не могу — противно.

А. П. Богданов. Княгиня Ольга. — “Вопросы истории”, 2005, № 2.

В рубрике “Исторические портреты” об Ольге говорится исключительно как о мудрой, хитрой и дипломатичной правительнице построенного ею Древнерусского государства. А совсем не как о верной жене князя Игоря, мстительнице и заботливой матери князя Святослава (в таком, и только таком, ключе писали о княгине великие историки XIX века — от Н. М. Карамзина до С. М. Соловьева). Начинать говорить о теме единства Руси надобно именно с нее, хотя сынок ее после смерти матушки решительно разделил созданное Ольгою государство — между ее внуками. В течение ста лет князья пытались потом доразодрать его на уделы.

Анатолий Бузулукский. Два рассказа. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 2 .

“Саша Заяц” и “Мои похороны”. Как-то распадно все это. Вот, второй рассказ — как бы из гроба. Лежит наш герой в ромбовидном ящике и рассуждает-философствует и оценивает всех, кто пришел и никак не может найти в себе силы высказаться о нем, таком противном и холодном еще при жизни.

А я никак в толк не возьму, как же такая проза пишется: вот как садится Бузулукский за свой компьютер и ваяет это современное чтиво, вкладывая в него, конечно, все свое литературное мастерство? Пава, изобрази!

С. Гедройц. (Из рубрики “Печатный двор”). — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 2.

Из отклика на книгу Дэна Брауна “Код да Винчи”. Приведу почти целиком:

“…Кое-кто желает спрятать от нас ценности цивилизованного мира, отвлекает пустышками. Ну, и мы не отстаем.

У них расчет на эффектных дур, у нас — на мизерабельных.

Вы, предположим, соединили свою судьбу с кем-нибудь более или менее новым — с центом от нефтедоллара. Пока он играет в боулинг — надо же вам, лежа, предположим, в стеклянном гробу солярия, ля-ля с товарками. Типа: читала „Код да Винчи”? — До кота как-то руки пока не дошли, мы тащимся от Коэльо, там про овец, лично мне катит.

А мы зато втюхиваем ихним потным филологиням Сорокина, Мамлеева, эти загадочные русские души; у Мамлеева один вообще питается своими прыщами, — чем не символ национальной мечты? Пишите диссертации.

Но все равно — возмутительная наглость.

Легко, после первых же глав, смиряюсь с лукавством коммерческим — что мне под именем романа подсунули шарлатанскую брошюру: приорат Сиона (тамплиеро-масонский заговор) — против католического империализма.

Вытерплю в сценах погонь и перестрелок неуместные и слишком докторальные лекции про всякие таинственные вещи: про числа Фибоначчи, про живопись Леонардо, про звезду Соломона и звезду Давида. Еще и пожалею, что молчанием обойдена Туринская плащаница. Сколько, в самом деле, необъяснимого под луной!

Заранее готов к тому, что искомое в сюжете сокровище не удастся извлечь и поделить. Лишь бы положительные он и она не пострадали, лишь бы они под конец „слились в объятии, сначала нежном, затем страстном”.

Но пошлость основополагающей тайны: Иисус из Назарета был, видите ли, женат на Марии из Магдалы, и если приорат Сиона опубликует свидетельство о браке — христианству кирдык, из-за чего и весь этот базар с убийствами! — это за кого же надо считать современников, чтобы продавать им такой безвкусный бред?

Не будь на свете России, Дэн Браун этот проводил бы свои дни — как и следует — с протянутой рукой у вокзального сортира.

Но мы на месте — и он чемпион продаж и властитель дум”.

Обеими руками. Но самое противное даже не то, что книжка сия переведена на 44 языка, а то, что вот-вот игриво-глубокомысленные рецензии пойдут косяком — начиная с какой-нибудь модной “Афиши” и прочих “глянцев”. Всё, всё для братьев наших высоколобых. И то дело: куда-то ведь надо сцеживать оперативной литобслуге — свой “новый сладостный стиль”…

Владимир Гордин. Большая война на Ближнем Востоке и два странных офицера. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 2.

Неоднозначное документальное исследование о великой ближневосточной трагедии. Офицеры — это Томас Лоуренс (1888 — 1935), оксфордец, политический советник Министерства колоний и матерый разведчик, и — Владимир (Зеев бен Иона) Жаботинский (1880 — 1940), знаменитый сионист. В тексте помещены “Двадцать семь статей” (Секретная инструкция для английских офицеров, написанная Лоуренсом) о познании арабов и обращении с ними. На закуску — по стихотворению от каждого из “странных офицеров”.